Обещания богов - читать онлайн книгу. Автор: Жан-Кристоф Гранже cтр.№ 29

— Думаешь, у нас больше дел нет? — оборвал его Бивен. — Ступай за мной. — Едва за ними закрылась дверь, он заметил: — Быстро же ты вернулся.

— Оставил других разбираться с этим дерьмом. Парни из «Шарите» приехали. Сейчас, наверно, вскрытие уже идет.

Динамо был не создан для кабинетной жизни. Его стихией были митинги, потасовки, облавы. Бить морды, а потом надираться пивом, или в обратном порядке. Исторически Гюнтер Хёлм был из тех, кого называли «стейками», — из бывших большевиков, перебежавших во вражеский лагерь, в НСДАП. «Черный снаружи, красный внутри». На самом же деле у него вообще не было никаких политических убеждений. Лишь бы ему обеспечили пропитание, несколько добрых потасовок и гарантию, что у него будет навалом всего светленького (пива и женщин), а там и ладно.

— А поиск свидетелей?

— Я отправил парней все прошерстить, но, честно говоря, с какой стати кто-то попрется в эту парковую глухомань? Нет, меня другое удивляет: ведь наш убийца после такой резни должен был весь изгваздаться в крови. Как же он вернулся к себе? Переоделся на месте?

Бивен подумал о реке, протекающей совсем рядом. Первое убийство произошло на Музейном острове. Второе — в Кёльнском парке, в квартале от Шпрее. А теперь Тиргартен, несколько метров до берега… Может, наличие воды играло определенную роль в безумии убийцы — или же в его ритуале. Какой-то символ или еще что-то. А может, он просто скрывался вплавь…

Пока Бивен усаживался, Хёлм бросил ему на стол папку цвета крафтовой бумаги — цвета, прекрасно знакомого Бивену: он означал донесения, слежку, клеймо гестапо.

— Это что?

— Лени Лоренц, в девичестве Клинк. И вовсе не дитя из церковного хора, если понимаешь, что я имею в виду.

Бивен открыл папку, не слушая комментарии Динамо.

Оказывается, Лени была из бродяжек. Родилась в 1908 году в скромной семье в Рейнской области, в десять лет потеряла обоих родителей — туберкулез. Проведя три года в сиротском приюте недалеко от Кёльна, она сбегает в Берлин. Новый ее след обнаруживается в 1922 году в маленьких кабаре. В четырнадцать лет она принимает участие в эстрадных представлениях. В последующие годы ее неоднократно задерживают за приставание к прохожим, то есть за проституцию. Не оригинально. Тогда говорили: «Кило хлеба стоит миллион марок, а девушка — одну сигарету».

Куда удивительнее другое — ее брак в 1929-м с Вилли Беккером. Вот это имя было ему знакомо. Опасный тип, с которым он сталкивался во времена своего пребывания в Unterwelt. Сутенер-гомосексуал, полуартист, полумошенник. Вилли Педик, Вилли Содомит, Вилли Карп. Как Лени Лоренц умудрилась превратиться во фрау Беккер?

Они разводятся в 1934-м. Год спустя Лени выходит за Ганса Лоренца, самого богатого банкира Берлина. Бивен догадывался, что развод двух ночных бабочек произошел по взаимной договоренности, имевшей целью освободить место Лоренцу — столь блестящая партия два раза в жизни таким, как Лени, не подворачивается.

Поглощенный чтением, Франц не сразу обратил внимание, что Хёлм продолжает говорить.

— Ты меня слушаешь или нет?

— Извини. Так что ты сказал?

— Сказал, что из Вилли Беккера получится железный подозреваемый, надежней крупповской стали.

Покачав головой, Бивен отмел версию:

— Невозможно.

— А почему бы нет? Беккер отребье и…

— Не его стиль. Никогда он не станет пачкать руки, убивая женщину. На крайняк мужчину. И кстати, зачем бы ему это делать?

— Из ревности.

Бивен улыбнулся:

— Не думаю, что у Вилли и Лени были отношения такого рода.

— Может, она больше не хотела делиться баблом с бывшим сутенером.

Типичная для Динамо логическая ошибка. Бивен у Лени и Вилли под кроватью не сидел, но был уверен, что здесь не было связи эксплуататор/эксплуатируемая. Они были партнерами — вот в чем разница.

— Предположим, это дело рук Вилли, — допустил он. — С чего ему тогда так зверствовать? И зачем убивать двух других?

Хёлм устроился на стуле напротив стола Бивена. На месте обвиняемых. Взял бутылочку чернил и начал перебрасывать ее из руки в руку.

— Может, их он и не убивал. Просто подражал почерку убийцы, когда приканчивал Лени.

— Никто не знает про эти убийства.

— Типы вроде Вилли в курсе всего.

— Ладно, — уступил Бивен. — Я допрошу его сегодня вечером. У него клуб для педиков на Ноллендорфплац.

— А я?

— А ты разузнаешь про двух Лени. Про фрау Беккер и фрау Лоренц. Ее прежние связи и теперешние.

— Это ж надо опросить кучу народу… И что мне им говорить?

— Полагаюсь на твое природное психологическое чутье. Но ни слова об убийстве.

Бивен встал и направился к двери.

— Куда ты идешь? — спросил Динамо.

— Сообщить о смерти супруги Гансу Лоренцу.

Хёлм от всей души рассмеялся:

— Иногда я задаюсь вопросом, понимаешь ли ты, в каком мире мы живем. Ты правда думаешь, что Лоренц еще не в курсе? Да как только тело опознали, первым делом его и предупредили. Все идет поверх твоей головы, Франц.

Бивен согласно кивнул. Наперекор всему и всем в нем еще сохранилась крестьянская наивность. Но ничего страшного: если ему нечего сообщить Лоренцу, то у Лоренца безусловно есть что рассказать ему…

Особняк четы Лоренц был расположен на возвышенности Тельтов, в районе Грюневальд. Бо́льшую часть этого округа занимал величественный лес, и лишь редкие островки жилищ возносили свои крыши среди моря зелени.

Вилла, построенная на вершине холма, нависала над озером. Вроде в стиле модерн (Бивен относил к «модерну» все, что отличалось от вкусов времен императора Вильгельма). Офицер СС не мог понять этих денежных мешков, которые предпочитали бункеры прекрасным домам с кучей завитушек. По его мнению, черепичные крыши, лепнина и скульптуры — вот что облагораживает фасад и внушает доверие.

Он нажал на звонок на воротах парка. Открыл кто-то из прислуги, пухленькая молодуха в черном платье и белом фартуке: как раз в его вкусе, но сейчас ему было не до этого. Она провела его по длинной, посыпанной гравием аллее. Вокруг виднелись все оттенки зеленого, от самых темных до светлых, от холодных до самых теплых.

Грубые бетонные стены, плоская, как плита, крыша, застекленные проемы, выглядевшие недостроенными: на его взгляд, вся конструкция была идеальным примером пресловутого Entartete Kunst — дегенеративного искусства.

Внутреннее убранство не имело ничего общего с модерном фасада. Чисто тевтонский дух, во здравие Вильгельма II. Комнаты не слишком большие, набитые безделушками одна замысловатее другой, красивые обои с золотыми и серебряными узорами. Вот это настоящий шик.