Менталист - читать онлайн книгу. Автор: Хенрик Фексеус, Камилла Лэкберг cтр.№ 66

Юлия с удивлением посмотрела на коллегу. И это тот самый Кристер, который всегда считал жизнь юдолью скорби, а смерть — освобождением? Неудивительно, что на выходе она принюхалась к его дыханию.

Когда полицейские ушли, Йессика и Томас все еще сидели за столом на кухне и держались за руки. И это было последнее, что видела Юлия, закрывая за собой дверь.

Яне отыскала маму на самом краю лужайки, возле леса. Мама сидела в тени и вычищала участок от сорняков. Яне могла бы спросить, какой смысл бороться с одуванчиками на самой границе леса, но она знала, что этот разговор ни к чему не приведет.

— Как продвигается работа? — Яне присела на корточки рядом с мамой.

Мама продолжала корчевать одуванчики по идеально прямой линии.

— Ты уверена, что это нужно?

— Нет, но должно же у меня быть хоть какое-то дело, — ответила мама. — Кстати, ты не видела брата?

— Укатил на велике с тремя девицами, — отмахнулась Яне и сорвала лист одуванчика. — Оттягиваются теперь где-нибудь.

— Яне! — с ужасом воскликнула мама. — Какие девицы? Им же всего по семь лет. И зовут их Малла, Йесси и Лотта. Ты должна радоваться, что у брата есть хоть какие-то друзья.

— Скорее я этому удивляюсь.

Яне посмотрела на лист и осторожно его надкусила.

— Ты ведь знаешь, что они съедобны, — сказала она, — одуванчики, я имею в виду. Так, может, не стоит с ними бороться?

— С какой стати мне есть одуванчики? — Мама утерла пот со лба, оставив грязную полоску над бровями.

Яне пожала плечами.

— В них масса всего полезного — калий, магний, железо…

— Тебе-то откуда знать? — почти возмутилась мама. — Вряд ли ты состоишь в обществе юных друзей леса.

— Странно, что ты этого не знаешь, — продолжала Яне. — Кстати, по-французски одуванчик называется piss-en-lits, что означает «помочиться в постель», это же сильнейшее мочегонное средство.

— Мочегонное средство, — торжественно повторила мама. — Иногда я спрашиваю себя, чья ты все-таки дочь? Ты слишком умна для этих мест.

Вот оно… Сейчас самое время. Мама вонзила железный совок под корень и осторожно копнула. Яна затаила дыхание — сейчас или никогда.

— Кстати, насчет того, что слишком умна для этих мест… ты в курсе, что я уезжаю через восемь дней?

— Я в курсе.

Мама вытащила из земли очередной одуванчик.

— Собирешься навестить Ивлу в Даларне? Мы уже говорили об этом. С ее мамой как будто всё в порядке, насчет этого я даже не беспокоюсь. Тебя не будет две недели.

— Я не об этом, — перебила ее Яне.

Скажи ей сейчас, скажи…

— Как только вернусь, соберу вещи.

Яне затаила дыхание. Мама, застыв на месте, подняла глаза на дочь.

Теперь ничего другого не оставалось, как только до конца объясниться.

— Я уезжаю, — сказала Яне. — Не могу больше жить здесь, на этом хуторе. Мне нужно чем-то заниматься… Жить в городе… Учиться, наконец. Я… я не выдержу здесь… Свихнусь.

Мама молча смотрела на дочь. Яне заморгала, чтобы смахнуть слезу. Она не должна плакать, просто не имеет на это права. Потому что тогда у нее не хватит духа порвать со всем этим, и мама победит. Яне подняла глаза к голубому небу и снова заморгала. Небо пустое — ни облачка, ни самолетика. Но ей не нужна пустота, совсем наоборот. И того, что ей нужно, на этом хуторе нет и никогда не будет.

— Не волнуйся за меня, — продолжала Яне. — Мне шестнадцать, я справлюсь. Я уже нашла себе жилье.

— Я волнуюсь не за тебя, а за себя, — ответила мама. — Ты всегда была самой сильной из нас. Самой умной. Ты даже знаешь, что одуванчик — сильное мочегонное, и много других вещей, а я… я… у меня едва хватает ума раздобыть еды на обед. Без тебя я… да и твой брат с его фокусами… я… я не смогу.

Мама снова опустила глаза в траву.

— Если ты исчезнешь, я наложу на себя руки.

Яне как будто ударили в грудь, так что из легких разом выбили весь воздух. Она ожидала чего угодно — что мама рассердится, запретит, заплачет или очередного приступа депрессии — только не этого.

И в Яне вскипела ярость.

— Ну и черт с тобой, — сказала она. — Ты мне мать или не мать, в конце концов? Это шантаж. Я не могу посвятить жизнь тебе одной, да и брат не такой уж неженка. У меня своя жизнь, тебе понятно? Если не справляешься одна, у тебя еще есть возможность найти кого-нибудь себе в пару. Но это буду не я.

Яне вскочила. Мама продолжала смотреть в траву, на ровный, очищенный от одуванчиков ряд. Она казалась такой маленькой. Такой бесхребетной. Но Яне все сделала правильно. Она должна уехать отсюда, иначе быстро покатится по наклонной. Как мама.

* * *

Педер беспокоился, поджидая ее у туалета, и уже начинал сомневаться, что Анетта выйдет оттуда живой.

— Дорогая, с тобой всё в порядке?

Он приложил ухо к белой деревянной двери.

Наконец изнутри донесся стон, а потом появилась и сама Анетта — белая как мел.

— Назад. — Она выставила ладонь, призывая Педера держаться на расстоянии. — У меня изжога или того хуже… В общем, ко мне опасно приближаться. Близнецов это тоже касается.

— Нет проблем, дорогая, — ответил Педер. — Мы окутаем тебя заботой и вниманием. А близнецам полезно развивать жевательные мышцы.

Анетта закатила глаза, прихватила из ванной пузырек антисептика и протерла дверную ручку со всех сторон. Педер затаил дыхание. Ему и в самом деле очень хотелось, чтобы Анетта никогда больше не открывала эту дверь.

— Я серьезно, — сказала она. — Отныне этот туалет — моя территория. Если, конечно, у тебя не возникнет желания беспрерывно блевать и испражняться.

Педер попятился, изобразив на лице ужас.

— Органические жидкости? Разве в этой семье есть такая проблема? Близнецы как будто высушены изнутри.

Он привлек жену к себе и пригладил ее взъерошенные волосы.

Анетта слишком устала, чтобы протестовать.

— Предлагаю тебе забаррикадироваться в спальне. Я принесу тебе планшет. И не выходи, пока не выздоровеешь или не просмотришь все сериалы по «Нетфликсу», в зависимости от того, что произойдет раньше. Я и близнецы будем в гостиной. Соорудим вигвам. Если будут скучать по маме, скажу, что ты нас бросила.

Анетта слабо улыбнулась.

— Можешь рассчитывать на секс в качестве благодарности, — она с тоской посмотрела на постель, — но не раньше, чем через два года.

— Проверю по ежедневнику, когда буду свободен, — пообещал Педер, прихватывая из гостиной пару дополнительных подушек. — А теперь мне надо позвонить в отделение, отпроситься на несколько дней.