Исповедь - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Левин cтр.№ 31

На землях Забайкальского казачьего войска станишников вывели за годы Советской власти подчистую. Те же кто уцелел не распространялись о своей родословной. Потом, во времена Великой дружбы, жили здесь китайцы, пахали склоны сопок, сеяли чумизу, растили овощи. Границы-то тогда считай и не было — так, редкие заставы. Во главе — хорошо если старшина-сверхсрочник. Десяток бойцов на сотню километров. В одну непохожую ночь времен Великой Культурной Революции пришли с той стороны за местными китайцами молодые, воодушевленные идеями Великого Кормчего, ясноглазые, розовощекие, уверенные в правоте своего дела, горящие революционным огнем хунвейбины. Помахали перед раскосыми глазами красными книжечками и увели за собой, словно крысолов увел дудкой крыс. Рассказывали потом, будто уведенных на той стороне передушили словно бешенных, зараженных чужой идеологией крыс. Потом, ясное дело, перебили и ставших ненужными слишком пылких хунвейбинов.

После исхода китайцев остались дома. В одних находили прощальные, жалостные письма, записки к русским друзьям, аккуратно скатанные в рулончики советские деньги, облигации. В других — экскременты на полах, порубленные двери, побитые окна, заложенные в потайные места тухлые куриные яйца, годами источавшие невыносимую вонь. Но печальный конец у всех оказался одинаковый. Мао и своим-то гражданам не больно доверял, а о выходцах из страны советских ревизионистов и речи не шло.

Дома, постепенно заселяемые кильдымским сбродом, быстро пришли в запустение, поля и огороды вымерзли и пропали за первую зиму. Попробывали местные власти завозить переселенцев. Строили им дома, давали свиней, коров, деньги. Не помогало, не приживались. Скот — съедали, деньги — пропивали, сами — сбегали.

Только кильдымским и военным бежать оказалось некуда.

Офицеры, в кого коньяк не лез, или денег на него не хватало, за горючим ездили, если случалась оказия, в ближайшее сельцо. Недалеко, однако, километрах в пятидесяти. Сельцо ничего себе, специфическое. Образовалось вокруг сумасшедшего дома куда свозили страждущих со всей Маньжурки. Так и жили они одной большой семьей — врачи, санитарки и пациенты. Где кто порой и не разберешь.

Водкой правда там тоже не торговали. Зачем? Баловство одно. Продавали Питьевой спирт. Дешево и сердито. А ежели, кто особо нежный, или скажем женщина беременная, на сносях — то и разбавить спирт до водки — эт-то запросто, эт-то всегда пожалста.

Проявляя торговую удаль заскакивали порой в гарнизон кооператоры на автолавках, забитых под крышу одним видом товаров — водкой. Если везло — распродавали товар ящиками за считанные минуты. Сдачи не давали, да ее и не просили ибо риск был велик и за него приходилось доплачивать. Согласно приказу коменданта, патрули, встречая остановившуюся в предалах гарнизона автолавку, обязаны были прокалывать штык-ножами, а в крайнем случае даже простреливать из пистолета, как минимум три ската машины из четырех. Потом караулить обезноженного торговца до прибытия представителя военной прокуратуры и особиста. Те уже разбирались дотошно кто и откуда, да как проехал, да какими тропами. Если же заставали на месте преступления, в разгар торговли, то били безжалостно бутылки. Под горестный вой шофера-экспедитора и жалостливые вздохи окружающей толпы. О жестокости генерала поставщики водки знали и обычно старались объезжать наш гарнизон десятой дорогой.

Приключались однако и весьма интересные истории. Обкатывали как-то рембатовцы после ремонта танк. Гоняли грохочущую железяку по полигону, устраняли недоделки, доводили до нормальной кондиции. Пока возились искурили весь запас сигарет. Ребята были все как на подбор — спокойные, с техническим средним образованием, хорошие специалисты. Особо их не контролировали, доверяли испытывать танки без присмотра офицера или прапорщика. От полигона до дурдома расстояние невелико. Понаслышке парни знали о наличии там магазина, вот и решили заскочить за куревом.

Не учли они, на свою беду, двух вполне очевидных вещей — специфичности самоходного экипажа да особенностей местного населения.

Подъехали спокойненько на танке к магазину, затормозили перед крылечком с сидящим и стоящим на них в очереди народом, открыли люки, стали вылазить. Смотрят, что за чудеса — Люд местный с криками Война! Война! Китайцы приехали! Спасайся кто может! — начал с крылечка удирать. Кто в кусты, кто по пластунски через улицу, кто через перильца в палисадник. Один герой, пуская радостные слюни выскочил на центр улицы, сорвал со стриженной неровными серыми ступеньками головы коричнивую замацанную кепчонку, рванул на груди ватник, обнажил скелетистую, нездорового бело-желтого цвета грудь, заорал, — Стреляй, Мао! — и героически метнул в гусеницу танка бутылку. Впрочем, уже пустую.

Правда от таких подвигов описался малость, потому опустился на карачки и поскакал вдоль по улице, наддавая себе по тощему мокрому заду широкой костлявой ладонью.

Из магазинчика тоже народ потянулся — с поднятыми руками, в основном. Оказываясь на улице, перед танком со стоящими столбиками в люках, словно степные байбаки в норках, ошалевшими рембатовцами, покупатели прыскали без объяснений по сторонам, внося дополнительное смятение в коротко стриженные головы сержантов.

Крыльцо опустело, но ненадолго. Медленно приоткрылась дверь и в щели показался белый халат продавщицы. Пятясь вперед толстым ватным задом она пролезла сквозь дверной проем, таща за собой картонный тарный ящик из под консервов. Очутившись на крылечке, обхватила ящик руками, с натугой подняла перед собой на грудь и крича — Жрите гады!..Но не стреляйте…. родимые! — подтащила к танку, опасливо косясь на торчащую из башни пушку. Поставила свою ношу перед дульным срезом и бочком, бочком, быстренько удрала в ближайший проулок.

Оставленный ящик был полон ценной данью, выкупом от разрушений и порабощения. Половину ящика занимали бутылки со знаменитым питьевым спиртом. В другой половине были навалены дешевые сигареты, колбаса, банки консервов, буханка хлеба. Чем богаты — тем и рады. Не пожалела бабенка, весь дефицит преподнесла.

Рембатовцы выскочили за дарами и только теперь со стороны, оценили ситуацию. Проверяли они, кроме всего прочего, стабилизатор пушки, да и забыли его отключить. Вот пушечка, размером с телеграфный столб покачнулась при торможении и застыла, уставившись дыркой на крылечко.

Посетители кто были?… Они же и пациенты. Нервишки слабенькие, головки тоже не больно смышленые. Радио однако во всех домах и палатах бесплатно галдит с перерывом на ночной сон о Мао, о Китае, о Даманском… Им много не надо. Все сразу сообразили. Дураки то дураки, да жить видать всем хочется. Как драпали, как драпали!

Врачи, до которых пациенты донесли радостную весть о войне, прибежали к магазинчику выяснять истину. Но кроме пустой коробки и следов гусениц, застали только надломленный гусеничным траком при развороте заборчик. Быстро все сообразили и позвонили в гарнизон.

Когда танк пьяно виляя пушкой доплелся вечерком к КПП, его уже ждали. Там знали как и чем встретить, мало сержантам не показалось. Содержимого коробки правда не нашли. Пикник у рембатовцев прошел хоть и не долгий, но запоминающийся. После выхода с губы они аккуратно отремонтировали и подкрасили дурдомовский заборчик. На том дело и закончилось.