Я, уже не контролируя себя, попытался слабо протестовать:
— Не делай этого со мной!
В ответ она только тихо, призывно рассмеялась.
Она снова отошла к комоду и, взяв высокий табурет с мягкой обивкой, установила его за моей спиной. Я повернулся к ней лицом и в ужасе посмотрел на табурет, точно это было опасное оружие.
— Не смей меня толкать! — воскликнула она, сердито сверкнув глазами, и наотмашь ударила меня по лицу.
Я отвернулся, чтобы оправиться от шока.
— Ну что, уже съежился от страха? — спросила она.
— Не дождешься, крошка, — ответил я, за что получил еще одну увесистую пощечину.
— Может, мне сперва выпороть тебя? По-настоящему.
Я промолчал, так как мне стало трудно дышать и я никак не мог унять бившую меня дрожь. А потом я вдруг почувствовал ее губы у себя на щеке, прямо там, где еще алел след от удара, и ее нежные пальцы на шее.
И опять нечто невероятно сильное пронзило меня, отдавшись сладкой болью в члене.
Мягкое прикосновение шелковистых губ — и член стал еще больше, а в голове будто что-то взорвалось.
— Эллиот, ты любишь меня?
Похоже, какой-то защитный клапан вышел из строя.
Мой разум уже не справлялся со всем этим. По щекам потекли слезы.
— Открой глаза и посмотри на меня! — приказала она. Она забралась на табурет, оказавшись всего в паре дюймов от меня. В левой руке она держала сдвоенный фаллос, а правой подняла кружевной подол сорочки. Я увидел темные вьющиеся волосы на лобке, сквозь которые просвечивала розовая кожа и маленькие нежные половые губы, которые обычно скромно прикрыты волосами. Она слегка наклонила фаллос и вставила его одним концом прямо в себя. Ее тело грациозно двигалось взад и вперед, чтобы принять его. При этом второй конец изгибался наружу, так что со стороны она казалась женщиной с восставшим членом.
Потрясающее зрелище: ее изящное тело и этот блестящий член, устремляющийся вверх прямо из жестких кудрявых волос. Впечатление еще больше усиливало ее тонкое лицо и пунцовые губы. Потом она наклонилась ко мне, при этом надавив большим пальцем куда-то в область подмышечной впадины, и сказала:
— А теперь повернись ко мне спиной.
Я беспомощно хрипел и сипел, но ничего не мог поделать, кроме как следовать ее приказаниям. Я почувствовал, как в меня входит искусственный член, и весь напрягся, сделав попытку отодвинуться.
— Стой спокойно, Эллиот, — прошептала она. — Не вынуждай меня насиловать тебя.
А потом это непередаваемое чувство, когда смазанный член, расширяя задний проход, стал проникать внутрь. И когда он вошел до самого основания, я испытал острое наслаждение от горячей, нежной головки внутри себя. Господи, если бы она просто прессовала меня, грубо насиловала! Нет, она на самом деле трахала меня! Что было еще хуже. Эта теплая резиновая мошонка словно была частью ее тела, так же как ее обнаженный живот и узкие бедра.
Я непроизвольно раздвинул ноги. Терпеть эту сладкую муку стало уже невозможно. Оказаться насаженным на продолжающий входить и выходить резиновый член, наполняющий меня своим содержимым, — более острого ощущения мне еще не доводилось испытывать! Я ненавидел ее, но мне нравилось то, что она со мной вытворяла. Тут я ничего не мог с собой поделать! Она прильнула ко мне всем телом, а руки ее требовательно искали мои соски.
— Ненавижу тебя, — прошептал я. — Ты, маленькая сучка!
— Конечно ненавидишь, Эллиот! — ответила она. Она знала, что оседлала меня, управляла процессом.
Еще немножко — и я кончу! Я осыпал ее всеми мыслимыми и немыслимыми проклятиями. Тогда, обхватив меня бедрами, она стала работать резиновым членом еще активнее, проталкивая его все глубже и глубже, одновременно целуя взасос мне шею и дергая за соски.
И так до бесконечности. От толчков резинового члена я дергался, как тряпичная кукла. Я с трудом сдерживал стон наслаждения, но кончить так и не мог; при этом мне казалось, что и она вряд ли испытает оргазм в таком вот положении, сзади. Но нет, она вдруг напряглась, застыла, а потом издала протяжный стон наслаждения. Ее горячие груди вжались мне в спину, ее волосы упали мне на плечи, а сама она вцепилась в меня так, словно боялась упасть.
Желание и ярость парализовали меня. Она защелкнула меня и крепко держала в себе. Потом фаллос неожиданно выскользнул, и я с некоторым облегчением понял, что больше не чувствую на себе горячей, мягкой тяжести ее тела.
И все же она была где-то рядом. Я ощутил ее пальцы на наручниках. Она медленно расстегнула их, освободив мои запястья, и заставила меня опустить руки.
Оглянувшись через плечо, я увидел, что она уже отошла от меня и стоит около кровати. Она успела избавиться от резинового фаллоса, и ее бедра были прикрыты коротенькой сорочкой. Она вся раскраснелась, лямка сорочки сползла с плеча, волосы очаровательно растрепались. На фоне белоснежного убранства глаза ее блестели особенно ярко.
Я уже представил, как срываю с нее сорочку, крепко хватаю ее за волосы и…
Она повернулась ко мне и, отодвинув белоснежный полог, забралась на кровать, продемонстрировав голую попку и нежные розовые половые губы. Затем она перекатилась на бок, с деланой стыдливостью поджав колени, и тихо позвала:
— Иди ко мне!
И я вмиг оказался на ней, еще даже до конца не поняв что делаю.
Я обхватил ее правой рукой, а потом бросил на гору подушек и стремительно вошел, можно сказать, вонзился в нее, обрушиваясь на нее всей тяжестью, как она до того обрушивалась на меня.
Неожиданно она залилась краской, изменилась в лице: теперь оно выражало страдание и боль. Раскинув руки в сторону в ворохе кружевного белья, она беспомощно билась на кровати.
Ее тело было таким податливым, таким влажным и таким горячим, упругая плоть казалась почти девственной, и это сводило меня с ума. Я порвал на ней сорочку и, лихорадочно стащив ее, отшвырнул в сторону. В какой-то сумасшедший момент мне показалось, что она снова овладела мной: своим упругим, как у девочки, влагалищем, обнаженным животом, грудями, распятыми под моим телом. Я был ее пленником, ее рабом. Но я не собирался так легко сдаваться. Я хотел видеть ее беспомощность, видеть ее страстные содрогания, а потому снова подмял под себя и стал жадно ловить ее губы, осыпать поцелуями, вжимать ее лицо в свое. Попав в капкан моих поцелуев, моего безудержного натиска, она, издав глухой, почти животный стон наслаждения, пережила «эту маленькую смерть». И, уже не владея собой, я продолжал ее трахать, трахал все сильнее и сильнее, как не трахал никого и никогда в жизни, будь то мужчина или женщина, шлюха или бандит, а может, просто плод моего воображения.
13.
Эллиот. Кожа и духи
Я изо всех сил боролся со сном, но тщетно. Я то засыпал, то просыпался, испытывая странное беспокойство при виде ее нежного профиля на фоне белоснежного полога. Красивая женщина, без единого изъяна, но даже во сне от нее исходила какая-то незримая опасность.