Незнакомцы - читать онлайн книгу. Автор: Дин Кунц cтр.№ 84

Затем, словно это были пятьдесят деталей единого механизма, все плакаты вдруг разом зашевелились, захрустели и зашуршали. И, хотя Доминик не почувствовал ни малейшего дуновения ветра, они начали кружиться по комнате, словно лошадки карусели. В центре этой волшебной круговерти застыл Доминик, а вокруг него проносились ожившие изображения Луны. Они скручивались в трубочки и вновь раскручивались, сгибались и распрямлялись, то ускоряя, то замедляя свой полет, постоянно меняя облик, кружась все быстрее и быстрее, то опускаясь, то поднимаясь, пока не слились в один сплошной переливающийся круг, оживший, словно метлы в старинной сказке, по мановению волшебной палочки.

Страх в сердце Доминика сменился удивлением. Ему даже стало казаться, что в этом явлении вообще нет ничего страшного. Его вдруг обуял дикий восторг. Он не искал объяснения тому, что видел, а просто восторженно созерцал непознанное, утешаясь тем, что стал свидетелем проявления доброй волшебной силы, и медленно поворачиваясь вместе с совершающими все новые и новые круги изображениями Луны, пока наконец истерически не расхохотался.

Поведение плакатов тотчас же резко переменилось: с ужасающим шумом они набросились на Доминика, будто злобные летучие мыши. Они кружились вокруг его головы, колотили по спине, и он, прикрыв одной рукой лицо, начинал отбиваться от них фонариком. Однако плакаты не отступали, а с еще большим ожесточением нападали на него, сталкиваясь в воздухе и издавая громкий шелест. Доминик в панике заметался по комнате, пытаясь вырваться из нее, но никак не мог различить в мелькании сбесившихся плакатов ни окон, ни дверей. Он бросался из угла в угол, совершенно потеряв ориентацию.

Шум усилился: в коридоре и в других комнатах от стен начали отделяться другие плакаты и фотографии, уже тысяча лун пришла в движение, за ней — вторая, все они зависли в воздухе и устремились в столовую, где окружили Доминика и с нарастающим ревом завертелись вокруг него. Глянцевые вырезки из журналов и вырванные из книг цветные иллюстрации сверкали и переливались, проносясь с треском и шуршанием сквозь луч фонарика по замкнутой орбите, создавая иллюзию огненного кольца, а черно-белые снимки сыпались с потолка, словно огромные хлопья сажи и пепла.

Задыхаясь, Доминик хватал ртом холодный воздух, невольно втягивая в себя листы бумаги, и отчаянно выплевывал их, но вместо них лезли все новые и новые. Тысячи листов бумаги сгрудились вокруг него, слой за слоем, он отбрасывал их руками, но безуспешно.

У него вдруг мелькнула мысль, что все происходящее не случайно, что вся эта невообразимая заваруха поднята кем-то или чем-то специально, чтобы помочь ему припомнить все то, что он напрочь забыл. Он не имел ни малейшего представления, какая сила лежит в основе этого феномена, но интуитивно чувствовал, какая преследуется цель. Если он позволит той лунной круговерти увлечь себя, то наконец поймет свои сны, их первопричину, узнает, что случилось с ним на шоссе восемнадцать месяцев назад. Но он был слишком напуган, чтобы позволить ввергнуть себя в транс мелькающим перед глазами лунам. Он жаждал откровения, но и боялся его, и поэтому закричал:

— Нет! Нет! — Он зажмурился и зажал руками уши. — Нет! Довольно! — крикнул он изо всех сил. — Остановитесь! Стойте!

И, словно по взмаху палочки невидимого дирижера, жуткая лунная какофония оборвалась, достигнув кульминации, и все стихло.

Пораженный, Доминик открыл глаза и опустил руки.

Плакаты и фотоснимки тихо порхали в воздухе.

Дрожащей рукой Доминик взял одну из фотографий, внимательно осмотрел и ощупал ее, но ничего необычного не обнаружил. Тем не менее этот кусочек плотной глянцевой бумаги, как и тысячи ему подобных, непонятным образом зависал и кружился в воздухе.

— Но как? — осевшим голосом спросил Доминик, словно бы фотографии обладали способностью еще и говорить. — Почему?

Все луны разом, словно внезапно распались волшебные чары, упали на пол, образовав груды бумаги, лишенной какой-либо таинственной силы.

Окончательно сбитый с толку, в полуобморочном состоянии, Доминик прошаркал к двери, ступая по лунам, как по жухлой листве, и вышел в коридор. Стены коридора были совершенно голыми, без всяких следов изображения лунной поверхности.

Доминик вернулся в гостиную и, опустившись на колени, принялся ощупывать трясущимися руками фотографии, пытаясь осознать, что же он видел. Внутри его страх боролся с удивлением и благоговением. Никогда раньше он не испытывал ничего подобного. Ему то хотелось просто глупо хихикать, то становилось жутко, так, что замирало сердце, то казалось, что он стал свидетелем проявления чудовищного зла, то вдруг охватывало ощущение несказанной чистоты и доброты. Зло? Добро? Возможно, и то и другое... или ни то, ни другое. Просто, скажем так, нечто. Нечто таинственное, не поддающееся описанию, нечто такое, что нельзя выразить словами.

Он знал лишь одно: случившееся с ним позапрошлым летом было значительно загадочней всех его самых смелых предположений.

Все еще ощупывая пальцами бумагу, он заметил на ладонях нечто необычное и, поднеся их поближе к лежащему на полу фонарику, увидел кольца. На каждой ладони краснело по кольцу, ровному, словно оттиск клейма. На его глазах стигматы поблекли и исчезли.

Это был вторник, 7 января.

Чикаго, Иллинойс

В своей спальне на втором этаже домика для священников при церкви Святой Бернадетты отец Стефан Вайцежик проснулся от стука барабана. Звук был глубоким и гулким. Казалось, стучало огромное сердце, хотя и в несколько необычном ритме: «ЛАБ-ДАБ-ДАБ... ЛАБ-ДАБ-ДАБ... ЛАБ-ДАБ-ДАБ...»

Заинтригованный, отец Стефан включил лампу и, щурясь от света, посмотрел на будильник. Было семь минут третьего ночи, четверг, совсем не подходящее для парада время.

ЛАБ-ДАБ-ДАБ-ЛАБ-ДАБ-ДАБ...

Трехсекундная пауза после каждых трех ударов, и снова три удара, в том же ритме. Это уже смахивало не на стук барабана, а на работу огромного механизма.

Отец Вайцежик выбрался из-под одеяла и босиком прошлепал к окну, выходящему на внутренний двор, разделявший домик и церковь. В отблеске лампы над дверью в ризницу он разглядел лишь снег и голые стволы деревьев.

Удары становились все громче, а пауза между сериями сократилась до двух секунд. Отец Вайцежик взял со спинки стула подрясник и натянул его поверх пижамы. Стук уже не удивлял, а пугал его, в доме от него дрожали стекла и дверь.

Отец Стефан торопливо вышел в коридор и, нащупав в темноте выключатель, включил верхний свет.

В глубине коридора отворилась другая дверь, и из своей комнаты выскочил, на ходу натягивая подрясник, взлохмаченный отец Майкл Джеррано, второй помощник отца Вайцежика.

— Что это? — испуганно спросил он.

— Не знаю, — только и мог промолвить отец Стефан.

Следующие три удара сотрясли весь дом — он задрожал, словно от удара огромной кувалдой, но не резкого, звонкого, а приглушенного, словно кувалду обернули войлоком. Лампочки замигали. Теперь между тремя ударами был интервал не более секунды, эхо от них не успевало стихнуть. Лампочки замигали вновь, грозя вообще погаснуть, а пол задрожал.