Незнакомцы - читать онлайн книгу. Автор: Дин Кунц cтр.№ 28

— Но не в Бостоне. В Нью-Йорке. Там у меня тети, дяди...

Но Джинджер не могла гостить у своих родственников. Конечно, они были бы рады ее принять у себя, особенно тетя Франциска или тетя Рахиль. Но она не хотела, чтобы они видели ее в ее теперешнем состоянии, а мысль о возможном припадке была просто невыносима. Ей живо представлялось, как тетушки, склонившись над кухонным столом, станут шептаться, прицокивая языком: «Что же такого натворили Иаков с Анной? Может, они слишком многого хотели от девочки? Анна всегда была к ней слишком требовательна. А после ее смерти Иаков все взвалил на ее хрупкие плечи. Это было ей не по силам. Бедная крошка, она надорвалась». Они бы сочувствовали Джинджер и всячески проявляли свою любовь к ней, но это бросило бы тень на память о ее родителях, которых она свято чтила.

Поэтому она сказала Джорджу, все еще ожидавшему ее решения:

— Я согласна занять гостевую комнату с видом на залив.

— Превосходно! — воскликнул он.

— Хотя я и считаю это ужасной навязчивостью. И предупреждаю вас, что, если мне там понравится, вам будет трудно от меня потом избавиться. И вообще, в один прекрасный день вы, вернувшись домой, можете обнаружить там уйму народу, перекрашивающего стены и меняющего занавески и шторы.

— Как только речь зайдет о малярах, мы вышвырнем тебя на улицу, — улыбнулся Джордж. Он чмокнул ее в щеку, встал и направился к двери. — Я пойду оформлять бумаги на выписку, так что через два часа освободи помещение. Я позвоню Рите и попрошу ее за тобой заехать. Уверен, что ты справишься с этой напастью, Джинджер, только не теряй надежды.

Когда звук его шагов по коридору стих, Джинджер откинулась на подушки и уставилась на пожелтевший от времени потолок. Улыбка сползла с ее лица.

Потом она встала с кровати и прошла в ванную, не без опаски поглядывая на раковину. После недолгого колебания она пустила воду и стала смотреть, как она струится в стоковое отверстие. В понедельник, после успешно проведенной операции, эта картина напугала ее, и теперь она пыталась понять, почему это случилось.

Черт побери, а в самом деле — почему? Она жаждала ответа.

«Папа, — подумала она, — если бы только ты был сейчас рядом! Если бы ты мог выслушать меня, помочь мне!»

Папа всегда говорил в подобных случаях, тряся головой и забавно моргая: "Зачем тревожиться о завтрашнем дне? Кто знает, что с нами будет сегодня?" Тогда ей это нравилось.

Как это верно. Только теперь ей это совсем не было по душе. Она чувствовала себя инвалидом. Она оказалась в тупике.

Была пятница, 6 декабря.

Лагуна-Бич, Калифорния

Доктор Коблец, к которому Доминик пришел вместе с Паркером Фейном утром в понедельник, 2 декабря, не рекомендовал ему торопиться с повторным обследованием, поскольку совсем недавно он уже осматривал Доминика и теперь не видел никаких значительных отклонений в его физическом состоянии. Он заверил друзей, что следует испробовать иные способы лечения, прежде чем делать поспешное заключение о нарушении функций мозга: необязательно именно это обусловило странное поведение пациента во время сна, когда он возводил у себя дома фортификационные сооружения.

После первого визита Доминика 23 ноября врач, по его словам, заинтересовался сомнамбулизмом и кое-что прочитал по данному вопросу. У большинства взрослых больных приступы лунатизма довольно скоро прекращаются. Тем не менее в ряде случаев они закрепляются, а порой и переходят в устойчивое нервное расстройство с определенными формами проявления. Закрепившийся сомнамбулизм плохо поддается лечению и становится доминирующим фактором образа жизни больного, чреват страхом перед ночью и сном и порождает чувство беспомощности, что, в свою очередь, может вызвать и более серьезные заболевания.

Доминик чувствовал, что он уже на этой опасной стадии. Он никак не мог забыть баррикады, которые построил в своей спальне, и арсенал на кровати.

Коблец был заинтригован и обеспокоен, но не паниковал. Он заверил Доминика и Паркера, что с ночными блужданиями можно покончить с помощью успокаивающих средств, принимая их перед сном. Это обычно дает хороший эффект уже через несколько дней. В запущенных случаях, когда блуждания принимают хронический характер, следует пить днем диазепам — это снимет чувство тревоги. Учитывая особенности, врач прописал ему еще два транквилизатора — один для приема в течение дня, другой — на ночь.

По пути домой в Лагуна-Бич из Ньюпорта, бросая взгляд то на море справа, то на холмы слева, Паркер Фейн доказывал Доминику, что ему не следует жить одному, пока не прекратились его полуночные блуждания. Художник вел «Вольво» быстро, даже агрессивно, но осмотрительно, без лишнего риска, накрепко вцепившись в руль и сердито потряхивая бородой и длинными волосами. Он внимательно следил за дорогой, хотя могло показаться, что все его внимание приковано к Доминику.

— У меня полно свободных комнат, — говорил он. — Я смогу присматривать за тобой. Я не буду ходить за тобой по пятам, как курица за цыплятами. Но, по крайней мере, я буду рядом. Мы сможем вдоволь наговориться, разобраться во всей этой чепухе, только мы одни, ты и я, и постараться вычислить, каким образом твой лунатизм связан с переменами в твоем характере, происшедшими позапрошлым летом, когда ты отказался от работы в Маунтин-Вью. Поверь, я тот, кто тебе сейчас нужен. Клянусь, не стань я художником, из меня вышел бы неплохой психиатр. У меня дар склонять людей к откровенности. Как тебе это нравится? Давай поживи у меня, я буду твоим доктором.

Доминик наотрез отказался. Он хотел побыть один у себя дома, потому что поступить иначе означало бы вновь забиться в кроличью нору, в которой он уже прятался от жизни столько лет. Перемены, которые случились с ним во время его путешествия на автомобиле в Маунтин-Вью позапрошлым летом, были поистине драматичны, необъяснимы, но они были к лучшему. В тридцать три года он наконец стал хозяином своей жизни, добился блестящего успеха и сменил место жительства. Он нравился теперь самому себе и боялся сползти вновь к прежнему жалкому существованию.

Возможно, его сомнамбулизм и был каким-то непонятным образом связан с переменой его отношения к жизни, как на том настаивал Паркер, но у Доминика имелись свои резоны для сомнений в этой версии. Он не был склонен усложнять проблему, полагая, что все объясняется довольно просто: его полуночные блуждания были как бы лишним поводом, чтобы уклониться от вызовов судьбы, нервного напряжения и перегрузок, связанных с его новой ролью. А этого нельзя было допустить.

Вот почему Доминик и предпочел остаться один у себя дома, принимать лекарства, прописанные доктором Коблецом, и в одиночку пересиливать недуг.

К такому решению он пришел в понедельник, возвращаясь на «Вольво» Паркера в свой курортный городок, и до субботы 7 декабря все складывалось так, что он уже почти уверовал в правильность своего решения. Он не собирал больше у себя в спальне арсеналов, не строил баррикад, принимал лекарства, пил какао с молоком, и в результате вместо обычных еженочных блужданий он бродил во сне по дому только два раза за последние пять суток, на рассвете в среду и в пятницу, всякий раз просыпаясь в чулане, мокрым от страшного сна, тотчас же по пробуждении напрочь им забытого.