Вологодские заговорщики - читать онлайн книгу. Автор: Далия Трускиновская cтр.№ 77

Авдотья не знала, что муж понемногу таскал деньги из тех, что были отложены на приданое, полезла в его укладки с кошелями, удивилась, расстроилась, но делать нечего — как-то же нужно показывать дочек будущей родне.

Свадьбу Татьяны решено было сыграть в мае, после Николы-угодника. До того пришлось бы тащиться в храм Божий по грязи, а к концу мая, поди, дороги подсохнут, будет тепло, солнечно и радостно. Такого тепла, как на Москве, правда, не предвиделось, да уж какое есть, тянуть с венчанием Анисимов не велел.

И вот, собравшись и принарядившись, Авдотья с дочками и с мамкой Степановной пошли в суконные ряды. Дома оставили девку Феклушку, строго наказав — на крыльце не сидеть, с молодцами не перемигиваться, двери чужим не отворять. Феклушка была хоть и глуповата, да верна.

Сперва посетили Ленивую площадку, изучили все, что предлагали бойкие приказчики, потом взяли извозчика, поехали к другим лавкам, у таможни. Весь день прошатались по лавкам, проголодались смертельно, вернулись поздно. А дома — двери отворены, добро по полу раскидано и Феклушки нет.

Кинулась Авдотья к укладкам — пусто!

Она тут же побежала по соседским дворам — вдруг кто-то видел, кто-то слышал, кто-то знает? Соседи только руками разводили: криков не доносилось, а караулить Авдотьино крыльцо они не нанимались. Сочувствовали, конечно, как же без этого? Но помощи от них не было никакой. Только старуха Игнатьевна сказала:

— Девку твою, сдается, сманили. Видела я ее третьего дня у тына с молодцом, видела… Да кто ж знал, что нужно тебе рассказать?

Время было уже позднее, соседи спать ложились рано. Перепуганная Авдотья кинулась к Гречишниковым. Мартьяна Петровича для нее из постели подняли, он вышел к ней босой, борода всклокочена, глаза шалые.

— И дура же ты, Авдотья! — сказал он. — Знала же, что твоя Феклушка толстым-толста, простым-проста. Вот и расхлебывай!

Потом, малость успокоившись, решил:

— Ты возвращайся домой. Добро твое вряд ли сыщется. Я чай, те налетчики, что весной по лесам промышляли, сейчас в Вологду подались, их рук дело. Мы с братьями посоветуемся. Припасы у тебя есть? Вот и сиди дома, и жди, когда позовут.

Кроме припасов, у Авдотьи были покупки: тафта, золотая тесьма, бахрома, кисея на праздничные рубахи. Все это она решила сдать назад в лавки, на следующее утро отправила мамку Степановну. Та выручила денег чуть ли не вдвое меньше, чем покупки стоили.

Василиса с Аннушкой ревели в голос — родного отца так не оплакивали, как свое приданое. Авдотья на них прикрикнула: и так тошно, а тут еще дочки воют.

Три дня она с дочками и Степановной сидела дома, не зная, что предпринять. И вот пришла Анна Тимофеевна, жена Кузьмы Гречишникова. С ней был приказчик Федор — негоже бабу одну отпускать по улицам бегать.

— Ну, Авдотья, с тебя причитается. Жениха мы для тебя сыскали. Он в годах, да берет тебя вместе с девками твоими, да и Степановне уголок найдется.

— Кто таков? — спросила удивленная Авдотья.

— Сдружился мой Кузьма Петрович с купцом Олизарием Белоусовым, он коноплю, воск, сало скупает и продает, недавно варницы соляные купил. Мы тоже вот думаем — соль всегда нужна, коли в варницу деньги вложить — кормилицей нам станет. И Мартьян согласен своего Ивана отпустить в Леденгу, той варницей заведовать да к иному товару приглядываться. Пора ему свое дело заводить. Вот женим — и поедет с молодой женой… Можно еще поставлять соль-морянку… да что это я?.. Авдотьюшка, у Олизария батюшка стар, отошел от дел, скучает, то в игры какие-то тешится, то вдруг кричит: приведите мне чистую бабу, жениться желаю! А свахи все каких-то беззубых старых дур подсовывают. Одну Олизарьева жена смотреть ходила — так смех и грех, баба из репы зубы себе вырезала да в рот вставила, они возьми да и вывались! Авдотьюшка, не упусти своего счастья! И что, что он стар? Тебе о дочках подумать нужно. И он стар, да крепок, еще и приласкает лучше молодого! Примет тебя его семья — и женихи для дочек найдутся. Решайся!

— Да боязно…

— Чего теперь-то уж бояться?

Анна Тимофеевна с Федором ушли. Мамка Степановна помолилась перед единственным оставшимся образом святого Пантелеймона, прочие, что в серебряных окладах, злодеи унести. А потом и сказала:

— Авдотьюшка, деваться-то некуда…

— Отстань, и без тебя тошно! А вы утрите носы да спать ложитесь!

Сидела Авдотья, сидела, думала и так, и сяк, вспоминала все, что знала о вологодских делах, и, почти не поспав, спозаранку подхватилась и вышла из дома.

Бабы, зевая, провожали скотину в стадо. Авдотья подошла к соседке и спросила, в какую сторону идти, чтобы попасть в Козлену. Ей показали. Идти пришлось долго — три версты. По дороге Авдотья спрашивала баб — как выйти к канатному двору. Ей, посмеиваясь, показывали.

Козлена оказалась небольшой слободкой, в десяток дворов. Между ними было довольно места, чтобы поставить еще дома. У деревянного Покровского храма стояли жилища попа и, статочно, пономаря. На паперти сидел один-единственный нищий. Видимо, торговые люди и прочие жители богатой Вологды сюда не забредали.

Канатный двор был обнесен тыном. Посреди него стояло неимоверно длинное, в полсотни сажен, приземистое здание, при сараях, складах и хороших крепких избах, где жили изготовители канатов. Авдотья с удивлением уставилась на печные трубы — в вологодских избах они не часто попадались. Где-то там, судя по запаху, была и конюшня. Одновременно с Авдотьей к воротам подкатила телега, груженая влажной коноплей, оставляя за собой мокрый след. Возчик соскочил наземь, ударил в ворота, призывая некого Митрича проснуться и отворить.

Авдотья вошла за телегой без спроса и увидела на дворе много всяких причудливых деревянных станков. Вслед за ней пришли и две бабы, очень просто одетые. Поняв, что они тут трудятся, Авдотья спросила, к кому пойти, чтобы и ее с дочками на канатный двор взяли.

— Так ведь работа-то тут каторжная, — предупредили ее. — Конопляной пылью, кострой да трухой надышишься. Тебя сразу-то поставят коноплю мять, трепать да бить. А прясть да свивать — это уж потом, коли не сбежишь.

— Не сбегу.

Авдотья знала свой упрямый норов. Раз в жизни дала слабину — не сбежала куда глаза глядят, позволила обвенчать себя с Деревниным. И теперь она дала себе слово: что угодно, хоть мешки с зерном грузить, но не отдавать свое тело никому, кроме Никиты.

Принял ее человек в простом кафтане, лет на вид около пятидесяти, волосы и борода с хорошей проседью, нос чуть набок, звать Насоном Сергеевичем. Он пришел, когда собравшиеся бабы уже разобрали на охапки коноплю, что лежала в затененном месте и после вымачивания в проточной воде высохла.

Прикрикнув на одну, на другую, помянув им какие-то давние грехи, убедившись, что одни исправно взялись за мялицы, а другие колотят палками по уложенной на колоды конопле, так что их вот-вот скроет облако пыли и трухи, Насон Сергеевич подошел к Авдотье.