– Так ты богатая невеста, – усмехнулся Кирилл, и Рузанна удивилась, что он, оказывается, слушает ее. А еще резануло слово «невеста». В свои тридцать девять Рузанна считала это уже оскорблением, ну или насмешкой как минимум, поэтому резко ответила:
– Нет, я нищая музейная мышь. Родители Влада, видимо, и правда близко дружили с моими, потому как когда случилась трагедия, знали, что и где брать. Про деньги от вырученных картин Влад ничего не знал, родители им об этом не сказали, а вот о шедеврах из нашей квартиры Алекс с Владом знали доподлинно. Их родители, поступив так благородно и удочерив меня, на самом деле преследовали меркантильные цели, и двум братьям в начале девяностых досталось прекрасное наследство из шести картин: Моне, Базиль, Коровин, Моризо, Мане и Саврасов.
– Да, – поразился размаху личностей Кирилл. – Повезло так повезло.
– Влад отказался брать их себе. Как он мне тогда объяснил, подумал, что картины прокляты: родители мои убиты, его родители ушли на тот свет следом, даже не успев распорядиться толком картинами. А Алекс не побрезговал и взял. Продавая картину за картиной, он и построил свой бизнес. Из всех работ в собственности Алекса осталась только одна, та самая, что висела в моей комнате, мелькая каждый день Моне «Мыс Боре». И то не продана она только потому, что у экспертов возникали постоянные вопросы подлинности, и Алекс перестал ее предлагать, а позже уже и не было нужны. Вот после этого разговора двадцать лет назад и начался мой путь метания. Сначала я оборвала с братьями все связи, презирая их и их родителей за то, что так поступили со мной. Мне казалось, что меня обокрали, что у меня отобрали семейную ценность. Потом я просто старалась забыть эту историю, вычеркнуть из своей жизни. Но мне постоянно снился это Моне, и я стала просить Влада поговорить с Алексом, чтобы вернуть ее мне. Он обещал, но ничего не делал, каждый раз повторяя: «Надо дождаться момента».
– И в тот вечер он позвал тебя поговорить о картине? – предположил Кирилл.
– Нет, – махнула отрицательно головой Рузанна, – я сама пришла. Решила в очередной раз попытать счастья. Он был пьян и зол. Кричал мне: «Раздевайся! Другие твари на все готовы ради денег. А ты ради своей картины на что готова?» Хохотал мне в лицо и называл моих родителей ворами и контрабандистами, говорил, что так им и надо, а меня дразнил старой девой и уродиной. Вот ты спросишь, – вдруг перешла на «ты» Рузанна, – хотела ли я смерти Владу? Да, хотела. Я легко могла его тогда убить, просто не сообразила как. Нельзя говорить женщине такие вещи, это опасно для жизни.
– Он был подонок и ненормальный, назвать такую красотку старой девой – это огромный грех. Вот скажи, ты знаешь, что выглядишь лучше любой тридцатилетней? У тебя шикарная фигура, гладкая кожа и сияющие глаза. Ты просто не представляешь, как смотрят тебе вслед мужчины. Я вот, например, не мог оторваться, когда в первый раз увидел тебя в самолете.
Рузанна громко и искренне засмеялась и сказала:
– Ты знаешь, я где-то прочитала стихотворение, не помню где, такое графоманское, но оно очень точно отвечает на все твои вопросы о таких женщинах, как я.
Я счастливая, смотрите, завидуйте,
Все прекрасно в жизни моей.
Я счастливая, вы меня слышите?
Даже без бесполезных мужей.
Мое тело в спортзале наточено,
Кожа бархатна и нежна.
Вечно кухней не озабочена
И в решеньях своих вольна.
Мужики пожирают глазами,
Даже те, что с женою идут.
Те ж, вцепившись навек зубами,
Как собаки семью стерегут.
Взлет карьеры не позволяет
Раздробиться по мелочам.
Лишь один вопрос убивает,
Что так тошно мне по ночам?
Рузанна очень искренне прочитала его, очень по-настоящему, так, что Кирилл не удержался и поцеловал эту красивую женщину, прям здесь, на песке острова, превратившегося для них в место возможной смерти, острова тринадцати приговоренных. Рузанна не оттолкнула его, а, напротив, очень страстно ответила на поцелуй, хотя, возможно, это было всего лишь вино.
Позже им обоим показалось, что где-то вдалеке протрубил слон. Но на острове совсем не было животных, и они списали странный звук на мелодию волн. Хотя, возможно, это бог Ганеша праздновал свою победу. Ведь сегодня на острове никто не умер.
* * *
Что происходит? Мысли путались, и голова гудела от происходящего. Может, поможет книга? Руки тряслись, и затертые страницы не переворачивались до нужной. Вот наконец закладка нашлась, и глаза начали бегать по строчкам, стараясь найти себе успокоение.
Книга
Глава 6
Весна 1926 года, Москва
Зинаида Блюмендор
Ирина сидела в огромном зале ресторане «Метрополь» и размышляла. Обычно сигарета помогала ей разложить мысли по нужным полкам и спланировать дальнейшие свои поступки. Она, по сути, была человеком, который не может без четких планов, так ее воспитал отец, и эта привычка, надо сказать, всегда ей помогала. Вот и сегодня Ирина пришла в ресторан раньше своих гостей специально для этого – чтобы еще раз обдумать и рассмотреть разные варианты. Но блистательный зал «Метрополя» не позволял ей это сделать. Он был словно приветом из прошлого, может быть, именно поэтому Ирина решила завершить свою миссию здесь. Когда-то давно они с отцом любили ходить сюда, когда посещали Москву. Отец рассказывал маленькой Ирине, о том, что ресторан начал строить Савва Мамонтов и планировал его как театр с гостиницей. «Дворец искусств» – так хотел назвать свое детище меценат и владелец первой в России частной оперы. Там планировался оперный зал на три тысячи зрителей с эффектной стеклянной крышей, а также художественная галерея и зимний сад. А еще залы для танцевальных вечеров, гранд-отель и первоклассный ресторан при нем. Для такого грандиозного проекта было найдено место в самом центре Москвы напротив Большого театра. Но после начала работ у Саввы Мамонтова начались проблемы, и заканчивал столь помпезное строительство уже другой хозяин, а тот оказался человеком, менее любящим искусство. Поэтому все претворить в жизнь не получилось, и идея трансформировалась в гостиницу с рестораном. Но это по-прежнему был проект необыкновенной гостиницы и доселе невиданного в России ресторана. Одно то, что эскиз центрального панно из майолики «Принцесса Греза» был сделан самим Врубелем, говорило, на какой уровень замахнулись хозяева заведения.
Сейчас, конечно, такой красоты и чистоты, как раньше, уже не было. Скатерти были третьей свежести, а официанты хамили и носили грязные фартуки. Но вот интерьер до сих пор пытался доставить людям радость. Огромный зал накрывала купольная крыша с витражом из огромного количества цветного стекла. Фонтан с живыми рыбами и зимний сад были тоже в упадке, но, словно женщина, которая не хочет отпускать уходящую молодость, делали вид, что они в порядке. Даже огромные бронзовые торшеры, ранее казавшиеся вечными, теперь горели через одного.