Несмотря на явное ослушание царских указов, донская станица была встречена в Москве с великим почетом и одарена обычным жалованьем. Атаман Кирей «в распросных речах» в Посольском приказе 25 декабря 1687 г. держал себя с большим достоинством и настоял на том, чтобы на Дон с новой царской грамотой о выдаче мятежников посланы были казаки из его же станицы
[358]. Это ободрило его сторонников, как бывших с ним в Москве, так и на Дону. Они поняли, что с ними и их главарем Москва считается.
Царская грамота от 2 января 1688 г. была полна укоров и даже угроз за ослушание. В ней повторены были требования о высылке мятежных казаков и попов и прибавлялось, что в случае ослушания, не будет прислано жалованье на 1688 г. и что станица будет задержана в Москве до исполнения указов. О положении дел в Москве и о ласковом приеме станицы посланцы Кирея, по его наущению, разнесли по всему Дону, от верху и до низу; причем предупредили бывшего атамана Самойлу Лаврентьева, чтобы он в Москву не ехал.
По настоянию атамана Фрола Минаева Круг вынужден был выслать в Москву с легкой станицей лишь одного попа Самойлу; Самойлу же Лаврентьева оставил, будто бы «ради его болезни и пожарнаго разорения»
[359].
Московское правительство, вновь обманутое казаками, вынуждено было настаивать на выполнении предъявленных к ним требований. Положение дел на Дону было крайне тягостно для сторонников Москвы. С одной стороны, угрозы Москвы, а с другой — боязнь своих противников, продолжавших усиленно вести свою пропаганду. На Дон тем временем воротился станичный атаман Иван Семенов, пожалованный за доставку Кузьмы Косого большими милостями и тайно получивший обещание на еще большие награды, если добьется присылки атамана Лаврентьева и сообщников Кузьмы. При таких обстоятельствах получена была на Дону новая царская грамота, от 7 февраля 1688 г., в которой цари Иоанн и Петр, жалуя и милостиво похваляя Войско за высылку попа Самойлы, требовали высылки «без всякаго мотчания» атамана Самойлы и других мятежников. По поводу этой грамоты было большое волнение в Войске; Войсковой Круг собирался пять раз и наотрез отказался выдать требуемых лиц. Атаман Фрол Минаев, опасаясь за свою жизнь, клал насеку и уходил домой, но его ворочали и вновь водворяли в Круг.
Таким образом, эта новая попытка московского правительства о выдаче донских казаков, желавших возвратить Дону его прежнюю свободу, осталась безуспешной. А между тем противники Москвы с нетерпением ждали скорейшего возвращения атамана зимовой станицы Кирея Матвеева и готовились весной двинуться на Волгу добывать себе «цветные зипуны»
[360]. Но обстоятельства скоро и круто изменились. Из усердия к Москве и, главным образом, рассчитывая «на посуленныя награды», Иван Семенов и Фрол Минаев тайно, с особым гонцом, переодетым монахом, донесли князю Голицыну об истинном положении дел на Дону и выдали головой всех руководителей мятежа, в том числе и атамана станицы Кирея Матвеева, бывшего в Москве, Самойлу Лаврентьева, Павла Чекунова и многих друг
[361]. Кирея и многих казаков его станицы арестовали и подвергли пыткам. На Дон была послана с толмачем Никитиным строгая царская грамота о немедленной выдаче мятежников. Поспешно собрался Круг из ближайших станиц. Противники Москвы подверглись избиению. Во главе избивающих были сам атаман Фрол Минаев и старшина Иван Семенов. Руководители мятежа были арестованы и отосланы в Москву. Остальные казаки были приведены к целованию креста. 18 апреля из войска была послана станица в 1000 человек для приведения к присяге всех казаков, живших выше по Дону. Нежелающих принять крестное целование повелено казнить. Узнав об этом, приверженцы старой веры двинулись на р. Медведицу и засели на Заполянском острове. Оттуда часть их во главе с Левкой Маноцким в конце апреля двинулась на Куму. Остальные, после многих стычек с карательной станицей, пошли тою же дорогой
[362]. В Заполянском городке остались немногие, кому не хотелось расставаться с дорогой родиной; но скоро они там, после штурма городка при помощи царских войск и калмыков, были все уничтожены. Непринявшие крестного целования в остальных городках были избиты; в этом проявил рвение, в числе других, старшина Иван Семенов, впоследствии откровенно сознавшийся, что он действовал так, рассчитывая на посуленные подачки из Москвы
[363].
С казаками на Куму ушли и старцы Чирской пустыни Досифей, Феодосий, Пафнутий и др.
Судьба этих беглецов была печальна. Черкасский князь Шевкал первоначально принял их под свое покровительство, рассчитывая при помощи их расширить свои владения, и поселил на р. Аграхани. Потом с ними вошел в переговоры терский атаман Иван Кукля и предложил им переселиться на Терек, т. к. видел в них поборников старой казацкой воли и носителей исконного казацкого войскового права. Он всячески поносил сторонников Москвы, называя их станичными боярами и воеводами, предателями своих братьев, сынов родного Дона. Но московское правительство зорко следило за своими врагами и помешало Кукле объединить беглецов на Тереке. Часть их ушла в урочище Мажары, близ Большой Кабарды, а оттуда на Кубань. Большая часть их, по проискам Москвы, действовавшей где подкупом, где угрозами, погибла в стычках с черкесами и другими горскими народами.
На Дону партия Москвы торжествовала. По Медведице старообрядческие городки были разорены, заводчики переловлены, частью в цепях перевезены в Черкаск, частью казнены на месте. Такой же участи подверглись старообрядцы и в других городках земли Донской.
Выданные Москве погибли там ужасной смертью: атаманы Кирей Матвеев и Самойла Лаврентьев, старшина Павел Чекунов, поп Самойла и другие были четвертованы; других казаков, по московскому обычаю, били кнутом, «с урезанием языка», а потом разослали по дальним тюрьмам и Сибири
[364].
Такую политику по отношению Дона вело московское правительство, растлевая до того времени стойкую и сплоченную казачью общину, действуя где угрозой, где подкупом и посулами, а где просто насилием, вливая яд ехидны в честные казачьи сердца. Дон раскололся надвое.
Старое казачье право войскового суда и «с реки не выдавать» отлетели в область преданий. Прежние царские грамоты с просьбой «а вы бы нам, атаманы-молодцы, послужили» стали заменяться указами из Посольского приказа.
За предательство своих братьев-казаков, а также за разорение казачьих городков по Медведице донские «атаманы и казаки» получили похвальные царские грамоты с усиленным жалованьем «за службу и раденье», между тем как тысячи их собратьев, спасаясь от руки палачей, скитались по Кумским и Кубанским степям и предгорьям Кавказа, ища покровительства у чуждых и враждебных им народов и погибая, по проискам Москвы, от их же руки и голода
[365]. Дон, как и казачьи умы, бурлил и волновался. Разлив его в 1689 г. был страшный, небывалый. Многие казачьи городки, сидевшие на островах, как и г. Черкаск, сгоревший дотла в 1688 г., были окончательно опустошены и смыты водой.