Сорняк, обвивший сумку палача - читать онлайн книгу. Автор: Алан Брэдли cтр.№ 74

Есть отдаленная возможность, что тетушка Фелисити могла их сожрать, но, если бы это случилось, ее яростные вопли заставили бы даже слона Сабу [97] умчаться в холмы.

Следовательно, конфеты должны все еще находиться в комнате Фели. Если бы я могла незаметно ускользнуть отсюда…

— Флавия, — сказал отец, махнув в сторону маленького экрана, — я знаю, как тяжело это должно быть, особенно для тебя. Можешь уйти, если желаешь.

Избавление! Бегом к отравленным конфетам!

Но постойте: если я сейчас удеру, что обо мне подумает Дитер? Что до других, мне глубоко наплевать… Ну разве что кроме викария, отчасти. Но чтобы меня посчитал слабой человек, которого сбили в огне…

— Спасибо, отец, — сказала я. — Думаю, я справлюсь.

Я знала, что это тот самый твердый ответ, которого он хотел, и оказалась права. Продемонстрировав требуемую отеческую заботу, он откинулся в кресле с чем-то вроде вздоха.

Какое-то кваканье донеслось из глубины кресла в углу, и я сразу определила, что это Даффи.

Телекамеры переместились во внутренности штаб-квартиры «Би-би-си», в просторную студию, до потолка заваленную цветами, среди которых возлежал Руперт — или, по крайней мере, его гроб: богато украшенный образчик плотницкого искусства отражал телевизионные прожекторы и ближайших присутствующих своей отлакированной поверхностью, его посеребренные ручки весело сверкали в полумраке.

Теперь другая камера показывала, как маленькая девочка приближается к похоронным дрогам… нерешительно… неуверенно… ее подталкивала в спину расчетливая мамаша. Дитя утерло слезинку, перед тем как возложить венок из полевых цветов на ограждение перед гробом.

Сцена сменилась крупным планом рыдающей взрослой женщины.

Затем выступил вперед мужчина в трауре. Он выбрал три розы из присланных в знак уважения цветов и тактично вручил их всем троим: одну ребенку, вторую матери и третью плачущей женщине. После этого он извлек большой белый носовой платок, отвернулся от камеры и высморкался с усиленной горем энергией.

Матт Уилмотт! Он поставил всю эту сцену! В точности как говорил! Матт Уилмотт, в глазах всего мира — сломленный человек.

Даже во время национального траура Матт был на месте, чтобы проконтролировать запоминающиеся моменты — незабываемые образы, требуемые смертью. Я чуть не вскочила и не зааплодировала. Я знала, что люди, ставшие свидетелями этих простых проявлений привязанности, лично или по телевизору, будут обсуждать их, пока не останутся без зубов, на деревянной скамейке во дворе дома в ожидании, когда их сердца перестанут биться.

— Матт Уилмотт, — продолжал голос Димбльби, — продюсер «Волшебного королевства» Руперта Порсона. Сообщают, что он был сражен, когда пришло известие о смерти кукольника; что его положили в больницу для лечения сильного сердцебиения, но, несмотря на это — и вопреки распоряжениям врача, — он настоял на том, чтобы присутствовать здесь сегодня и отдать последние почести покойному коллеге… Хотя надежный источник сообщил, что неподалеку наготове стоит «скорая помощь», на случай необходимости…

Теперь показали другой вид. Снимавшаяся откуда-то сверху картинка спускалась все ниже и ниже в студию, как будто фиксируемая глазами нисходящего ангела, все ближе и ближе к гробу, пока не остановилась у изножия, замерев на впечатляющей фигуре, которая не могла быть не чем иным, кроме как белкой Снодди.

Водруженная на деревянную подставку, кукла-перчатка с маленькими кожаными ушками, торчащими зубами и изогнувшимся в виде вопросительного знака густым хвостом была установлена так, чтобы печально смотреть на гроб своего хозяина, почтительно сложив беличьи лапы и склонив в смиренной молитве беличью голову.

Временами бывало — и сейчас был как раз такой случай — когда, будто во внезапно озаряющем свете вспышки журналистской фотокамеры — на меня снисходило понимание. Смерть — не более чем простой маскарад — да и жизнь тоже! — и они обе искусно кем-то отрежиссированы, каким-то закулисным небесным Маттом Уилмоттом.

Все мы марионетки, поставленные на сцену Богом — или Судьбой, или Химией, называйте как хотите, — где нас надевают, словно перчатки, на руки и управляют Руперты Порсоны и Матты Уилмотты мира. Или Офелии и Дафны де Люсы.

Мне хотелось заулюлюкать!

Как жаль, что здесь нет Ниаллы, чтобы я могла поделиться с ней своим открытием. В конце концов, никто не заслуживает его в большей мере. Но, насколько я знаю, она уже ведет ветхий «остин» по склонам какой-нибудь уэльсской горы в какую-нибудь уэльсскую деревню, где с помощью какой-нибудь торопливо найденной настоящей Матушки Гусыни распакует деревянные ящики и позже вечером поднимет занавес перед глазеющими селянами в каком-нибудь отдаленном зале Святого Давида и покажет свою личную версию «Джека и бобового зернышка».

Теперь, когда Руперта нет, кто из нас стал Галлигантусом? — подумала я. Кто из нас стал чудовищем, которое неожиданно обрушится с небес в жизни других людей?

— Прочувствованные слова продолжают изливаться от Лендс-Энд до Джон О'Гроутса [98] и из-за рубежа. — Он сделал паузу и испустил легкий вздох, как будто был ошеломлен моментом. — Здесь, в Лондоне, несмотря на ливень, очередь продолжает возрастать, растянувшись до Лангем-Плейс. Над главным входом в штаб-квартиру «Би-би-си» статуи Просперо и Ариэля взирают на толпы скорбящих, как будто тоже разделяют всеобщее горе… Сразу же после сегодняшней церемонии в штаб-квартире «Би-би-си», — твердо продолжал он, — гроб Руперта Порсона будет доставлен на вокзал Ватерлоо и далее на место его погребения — на кладбище Бруквуд в Суррее.

К этому моменту даже Фели поняла, что с нас достаточно.

— Хватит с нас этой слезливой ерунды! — заявила она, пересекая гостиную и выключая телевизор.

Картинка на экране превратилась в крошечную точку света и пропала.

— Раздвинь занавески, Даффи, — распорядилась она, и Даффи вскочила на ноги. — Это так утомительно, все это. Давайте впустим немного света для разнообразия.

Чего она хотела на самом деле, так это лучше видеть Дитера. Слишком тщеславная, чтобы носить очки, Фели, вероятно, видела картинку с похоронами Руперта не более чем в виде размытого пятна. Какой смысл в восхищении страстного обожателя, если ты его не видишь?

Я не могла не заметить, что отец не обратил внимания, как резко прервался наш первый телевизионный сеанс и что он уже уплывал в собственный мир.

Доггер и миссис Мюллет сдержанно вернулись к своим обязанностям, и только тетушка Фелисити слабо запротестовала.