А еда оказалась вкуснейшей! По крайней мере те куски телятины, что Хасинто ухватил со стола, и ядреный, пахучий овечий сыр. Благо, время на то, чтобы откушать, нашлось. Все-таки куда лучше не в одиночку за столом прислуживать: тогда можно и поесть, и в разговоры вникнуть.
Идальго Маркес — кучерявый, как Диего, только седой, — сразу Хасинто понравился. Весельчак и балагур, он сидел по правую от сеньора руку, потому его байки, зачастую приправленные богохульством, были отлично слышны. Иногда не удавалось сдержать смех. Идальгос же хохотали в голос, и дон Иньиго тоже. На губах Диего сияла гордая улыбка: ему явно нравилось всеобщее внимание к отцу.
Эх, обидно, что идальго Маркес отправит сражаться своих людей, но сам не пойдет — лоб перевязан, рука зажата между двумя дощечками и подвешена к груди. Как он пояснил: турнир неудачный.
Матушка Диего казалась полной противоположностью его отца. Сидела почти неподвижно, смотрела на рыцарей большими строгими глазами и скорбно поджимала губы. Когда беседы и смех на несколько мгновений смолкли, спросила:
— Дон Иньиго, как наш сын и наследник? Достойно ли служит? Не приносит ли вам огорчений?
Хасинто скорее почувствовал, чем увидел, как приятель сжался, будто в ожидании удара. Интересно: до этого похожий вопрос задавал идальго Маркес, но тогда Диего ничуть не волновался. Значит, он побаивается своей матушки. Неспроста, видать, рассказывая о родичах, упоминал о ней сухо и вскользь, а об отце говорил с охотой и воодушевлением.
— Прекрасная донья Раймунда, я нарадоваться не могу, что ваш сын — мой эскудеро. Храбрый, доблестный и верный, он обладает добродетелями, о коих иным кабальерос остается только мечтать. — Де Лара поднялся из-за стола, подошел к ней и поцеловал руку. — Но я не удивляюсь этому. У дамы, пленившей мое сердце, просто не могло быть иного сына.
Слышать от сеньора куртуазную речь оказалось непривычно. Вроде до этого он ни разу так не говорил, даже общаясь с доньями Беренгарией и Бланкой. С другой стороны, они — его родственницы, так что неудивительно.
— Благодарю вас, о рыцарь, — ответила донья Раймунда. — Похвала моего сеньора для меня дороже смарагдов.
— Я не могу называться сеньором прекрасной доньи, — дон Иньиго вновь поцеловал ее руку. — Я могу быть лишь ее верным паладином.
Он вернулся на место, и обоюдные любезности прекратились. Дальше разговор пошел о грядущей битве. Из груди Диего вырвался вздох облегчения, а плечи, до сих пор напряженные, расслабились.
Как же подмывало спросить друга, почему он так сильно тревожился! Увы, возможности не представилось: не только эскудерос, но и многие рыцари остались ночевать в пиршественной зале. Кто на скамьях, кто на полу, подстелив плащи. Любопытничать же при стольких людях непристойно.
На заре, когда все поднялись и продолжили путь, стало тем более не до расспросов.
Во время следующей ночевки — в этот раз на холме, — появились вассалы Хасинто. Двадцать всадников. Самые близкие — Мигель, Чебито, Фернандо — подошли к нему почти вплотную. Радостно, как радостно видеть знакомые с детства лица!
— Мой сеньор, для нас счастье снова вас лицезреть!
Миго преклонил колено, Чебито и Фернандо ограничились поклоном.
— Я очень по вам скучал! — ответил Хасинто.
Обняв и расцеловав их, он широко улыбнулся. Наконец-то не один!
На третий день пути весна наконец потеснила зиму. Сквозь истончившиеся облака все чаще проглядывало солнце и синее небо, дожди прекратились. Земля под копытами еще хлюпала, и грязные брызги по-прежнему пятнали низ одежды, зато воздух попрозрачнел, а склоны гор, местами покрытые вечнозелеными кустарниками, окрасились где в изумрудный, а где в лазурный цвета.
Туман теперь стелился лишь над низинами. Среди утонувших в молочной дымке полей бурыми островками мелькали спины овец. Фигуры пастухов сливались с лошадиными, напоминая сказочных кентавров.
Один из едущих впереди идальгос обернулся, многозначительно глянул на дона Иньиго. Тот кивнул. Пять рыцарей сразу повернули коней и бросились вниз по склону.
Видимо, стадо принадлежало одному из врагов сеньора. Что ж, запасы скота в походе никогда не лишние, тем более до Тахо еще далеко, а что ждет в Эстремадуре и вовсе неведомо. Вдруг воевать придется не один день?
До Хасинто еле слышно доносились крики, блеяние и лай. Пастухи и собаки пытались уберечь стадо, но им это не удалось. Рыцари быстро заставили овец развернуться и погнали в другую сторону. Лай умолк — наверное, псов поубивали. Вилланов вышибли из седел, а может — отсюда не разобрать, — тоже убили. А зачем они полезли в схватку? Будто не понимали, что это глупо и бессмысленно. Отступись они сразу, остались бы целы, может, даже коней сохранили бы. Сейчас же кабальерос прихватили и их — вместе со стадом загнали на холм, а там присоединили к обозу. Лошадки, конечно, оказались плохонькие, для войны не годились, зато можно было нагрузить их чем-нибудь, немного облегчив телеги. Что прислужники сразу и сделали.
Закончились горы, идти стало легче. Солнце все сильнее пригревало, и Хасинто отправил плащ в вещевой мешок. Зажужжали первые мухи, пока ленивые и неповоротливые. Скоро и прочий гнус проснется. Ну и ладно. Зато настало долгожданное тепло!
По дороге трижды встречались деревни. Две из них сеньор велел не трогать: они принадлежали его родичу. А в третьей жили мудрые соларьегос
[21]: они заранее отправили навстречу войску посланника — договориться, чтобы рыцари прошли мимо селения. Ради этого вилланы отдали немало добра. Теперь им будет куда сложнее собрать оброк для своего господина — некоего идальго Густиоса, вассала одного из неприятелей де Лары. Зато они сами, их дома, поля и женщины остались целы.
Паленсию пришлось обойти стороной — никто не пустил бы в город такое множество рыцарей. Но оттуда вслед за обозом потянулись девки. Хасинто никогда прежде не видел продажных блудниц и теперь то и дело на них косился. Такие разные! Молодые и не очень, одни хорошенькие, а у других лицо в оспинах и зубов не хватает. Интересно, неужели и на таких кто-то позарится? Хотя… рыцарей много, а девок нет. К тому же старые и некрасивые наверняка берут меньше, а то и вовсе отдаются за еду. Гадость какая!
На следующий день впереди показался Вальядолид. Возле него всадники переправились через Дуэро, и двинулись дальше — к Сьерра де Гредос. Обозные девки потянулись обратно к городам: переход через горы для них слишком тяжел, неминуемо отстанут.
— Хребет преодолеем — а дальше куда?
Диего спрашивал у Гонсало, но ответил дон Иньиго:
— Дальше в Толедо.
Зачем в Толедо, если Эстремадура лежит западнее? Конечно, хочется увидеть великий город — южный оплот истинной веры, — но это удлинит путь.
Невысказанные сомнения Хасинто разрешил сеньор: