Хасинто мотнул головой, отгоняя наваждение, и, приосанившись, прогудел в рог. Таков обычай, хотя дозорные с башен, без сомнения, уже издали заметили отряд из четырех всадников.
Дождавшись ответного зова, Хасинто двинулся по широкому мосту, перекинутому через ров. До ворот доехать не успел: путь преградили четверо копейщиков.
— Приветствую, кабальеро, — вперед выдвинулся верзила с широченными плечами и скошенной влево челюстью. — Позвольте спросить, кто вы и с чем пожаловали?
— Я Хасинто Гарсиас де Варгас, вассал дона Иньиго, сеньора де Лара. Он ждет меня.
О том, что он будущий эскудеро
[5] ненавистного Иньиго, Хасинто умолчал. Об этом и думать-то было неприятно, не то что говорить.
Как же он удивился и разозлился, услышав:
— Хасинто Варгас? Оруженосец? Знаем, как же. Дон Иньиго вас ждал, это верно.
— Так я могу пройти? — спросил Хасинто, пряча досаду.
— Конечно, ваша милость, — стражник добродушно осклабился. — Родриго вас проводит.
Он махнул рукой на пучеглазого юношу с редкой бородкой, а Хасинто внимательнее осмотрел стражников. У каждого из них имелся хоть какой-то, да изъян. У одного челюсть сломана, у второго вот-вот глаза из глазниц вывалятся. У третьего рожа обезображена оспинами, а у четвертого на лице и вовсе живого места нет: за багровыми рубцами даже черт не угадать. Возможно, это случайность. А может, Иньиго Рамирес намеренно держит в замке лишь уродливых мужчин. Понятно: к чему искушать красавицу-жену? Зато это давало надежду! Или…
Хасинто пронзило неприятное предчувствие: вдруг, увидев будущего оруженосца — молодого, высокого, без изъянов, — сеньор не примет клятву и отошлет его обратно? Такой великий позор даже представить страшно.
— Ваша милость, так вы въезжаете? — переспросил стражник.
— Да, — опомнился Хасинто.
Следом за Родриго он и его рыцари миновали ворота и оказались в первом дворе. Кроме гарнизонных жилищ здесь же находились мельница, колодец и большой хлев, из которого доносилось коровье мычание. Под лохматыми каштанами гуси пощипывали травку. А вот людей было мало — наверное, попрятались, опасаясь грядущего дождя.
На полпути Родриго остановился и повернулся к Хасинто.
— Ваши спутники могут разместиться здесь. — Он указал на один из длинных домов. — Приветим, как надо, постелью и едой не обидим, о лошадях тоже позаботимся. У нас, знаете, и на этом дворе конюшня есть, — в голосе стражника прозвучала гордость.
— Благодарю. — Хасинто кивнул и перевел взгляд на Мигеля. — Отдохните как следует, наберитесь сил, а там и обратно езжайте.
— Да, сеньор.
Мигель улыбнулся во весь рот и спрыгнул с лошади. Спешились и остальные, а у Хасинто сердце сжалось. Еще нескоро он увидит своих людей. Теперь ему самому предстоит служить, причем тому, кому служить не хочется. Словно уловив его настроение, Миго попытался приободрить:
— Удача любит смелость и доблесть, а вы и тем, и другим не обделены. Вот она на вас свой взор и обратила, сделала оруженосцем рико омбре. Благослови вас Бог.
Хасинто кисло улыбнулся, махнул на прощание рукой и, не оборачиваясь, двинулся за провожатым к внутренней стене. Там прозвучали те же вопросы, те же ответы, что и снаружи, потом стражники открыли ворота.
— Дальше провожать не надо, — обратился Хасинто к Родриго. — Сам дорогу найду.
Не хватало еще, чтобы при встрече с доном стражник воскликнул что-нибудь вроде: «Сеньор, ваш оруженосец пожаловал!»
Правда, куда идти, он не знал, но надеялся, что быстро поймет. Когда же оказался на замковом дворе и спешился, то растерялся. Донжон-то вот, впереди — длинный, высокий, с двумя зубчатыми башнями. А где вход в него, неясно. К тому же сначала нужно Валеросо в конюшню устроить. Слуг, которые могли отвести туда коня, как назло поблизости не оказалось — не кричать же через все подворье, подзывая тех, кто копошился поодаль. Просить же помощи у стражников после того, как сам от нее отказался, глупо.
Он свернул направо в надежде, что среди торчащих там амбаров, сараев и прочих дворовых построек отыщется конюшня. Валеросо заартачился: подался назад и взвился на дыбы так, что поводья больно врезались в ладонь и едва не выскользнули из нее.
— З-зараза! — выругался Хасинто, пытаясь справиться с жеребцом.
Тот же, громыхнув копытами о камень мостовой, истошно заржал. Словно вторя этим звукам, молния рассекла небо и зарокотал гром. Выходит, Валеросо просто почуял близость грозы, потому испугался.
— И ты считаешь себя боевым конем? — с усмешкой спросил Хасинто.
Встрепенулся ветер, прохлада окатила лицо. Для измученного жарой просто дар Божий! Втягивать влажный холодный воздух ноздрями, ртом и как будто даже кожей — ни с чем не сравнимое наслаждение. Наверное, рыцари посреди пустыни чувствовали то же, набредая на оазис.
Ветер рванул. Еще и еще раз. Но теперь принес не свежесть, а колючую удушливую пыль.
Нужно скорее найти конюшню.
Хасинто с удвоенной силой потянул Валеросо за собой. Тот, будь славен, больше не сопротивлялся. Правда, не успели они с конем сделать нескольких шагов, как грянул ливень. Ледяной, больно бьющий по телу косыми струями. Крупная градина угодила прямо в темечко.
— Mierda!
[6] — ругнулся Хасинто.
Очертания дворовых построек размылись в белесой пелене дождя, идти пришлось почти зажмурившись. Подумать только: не так давно он чуть ли не мечтал о ливне. Небеса же решили подшутить и разверзлись именно сейчас, когда это не только ни к чему, но и не вовремя. Наказание Господне! Явиться к Иньиго Рамиресу мокрой курицей с монастырского подворья — хуже не придумать. Бежать в укрытие еще ужаснее — этак он покажет себя изнеженным юнцом. К тому же поздно: дождь уже волосинки сухой не оставил.
За каменным, похожим на кузницу строением заржала лошадь, и Хасинто, вскрикнув от радости, бросился на звук.
И впрямь конюшня! А возле нее человек в простой одежде, посмеиваясь, пытается завести внутрь перепуганную, бьющую копытами кобылицу. Наверное, младший конюх.
Хасинто приблизился.
— Эй! — окликнул он мужчину и тот обернулся. — Отведи моего коня в стойло!
Конюх склонил голову набок, слегка нахмурился, будто недоумевая, а затем усмехнулся.
— Конечно… олько угом…. эт… …сиху.
— Что?! — спросил Хасинто: за грохотом дождя разобрать слова сложно.
Мужчина кивнул на лошадь, все еще неспокойную, и, перекрикивая шум ливня, повторил:
— Да! Но сначала. Эту. Бесиху. Угомоню!
Хасинто не хотел ждать. В конце концов, он и сам может завести Валеросо в конюшню. Не стоять же здесь, не мокнуть лишь потому, что одна из кобыл де Лары взбесилась. К тому же холодно — зубы хоть едва заметно, а постукивают.