Надо. Заставить. Себя.
Да, он утратил любимую, но не может лишиться еще и чести. Раз де Лара сказал, что утром этого дня ждет клятву эскудеро — нужно ее дать.
Хасинто приподнялся и сел на кровати. Встать, правда, не удалось, настолько непослушным было тело. Зато стоило разразиться колокольному звону, громко-пронзительному, и некая сила словно подняла, вздернула Хасинто на ноги. В глазах потемнело, он закачался, но быстро пришел в себя. Через несколько минут, облачившись в простую камизу, вышел из опочивальни, а потом из замка.
Хасинто не обнаружил сеньора ни у часовни, ни в ней. Когда же после утрени разошлись прихожане, остался сидеть на скамье, глядя на деву Марию. Казалось, она вместе с ним скорбит по Марии другой — Марии Табите.
За спиной вздохнула и застонала дверь, потом захлопнулась. Хасинто не оглянулся, даже услышав гулкие, отзывающиеся эхом шаги. Лишь когда тяжелая рука легла на плечо, вздрогнул и повернул голову. Дон Иньиго. А рядом с ним Диего стоит, улыбается.
Хасинто поднялся со скамьи и, встав напротив сеньора, поклонился. Тот задержал взгляд на его лице. Наверняка обратил внимание и на опухшие веки, и на искусанные губы.
— Доброе утро, — протянул де Лара. — Мне сказали, что вы здесь.
— Я счастлив вас видеть, дон Иньиго.
Какой же осипший у него голос! Вот и от Диего это не ускользнуло: оруженосец наконец перестал лыбиться, склонил голову набок, а между его бровей пролегла складка. Зато сеньор остался невозмутимым.
— Я и мои кабальерос собрались на охоту. Несколько неожиданно, понимаю. Хотел спросить, желаете ли поучаствовать? Вот только одеты вы не как для охоты, а как для… — он замолчал и многозначительно приподнял брови.
— Мой сеньор… Я так одет, ибо… вы говорили, что этим утром… Вот я и подумал…
— Желаете принести клятву? Вы все-таки решили сделать это сегодня?
Вестимо, это намек на его вчерашнее неподобающее поведение. Понятно, что теперь сеньор вряд ли хочет, чтобы Хасинто так скоро стал эскудеро.
— Дон Иньиго, я бы рад, но ни в коем случае не смею отвлекать вас от охоты. Не хочу вас задерживать. П-пр… — он осекся. Помнится, сеньора раздражали постоянные извинения.
— Диего, найди и приведи сюда трех рыцарей, — де Лара обращался к оруженосцу, но смотрел по-прежнему на Хасинто. — Выбери тех, кто породовитее, будь так любезен. И еще зайди в оружейню, возьми… Ладно, ты и так все знаешь. — Он махнул рукой. — Ступай же!
Юноша не заставил повторять дважды и тут же двинулся к выходу. Как только дверь за ним затворилась, дон Иньиго спросил:
— Вы правда уверены, что хотите принести клятву? Если нет, я не стану заставлять.
— Я уверен. Если позволите…
— Позволю. Или, думаете, я просто так отправил Диего за свидетелями?
В душе всколыхнулась благодарность. Ведь сеньор мог отказать, мог даже поиздеваться или с унизительной заботой поспрашивать о самочувствии. Но не стал этого делать. Напротив, он словно не замечал, как слаб сейчас Хасинто и как несчастен.
— Благодарю, мой сеньор! Хотя и жаль, что я вас задерживаю.
— Много времени это не займет, — хмыкнул Иньиго Рамирес. — Это вам не рыцарское посвящение.
Он отошел и сел на скамью по правую сторону от алтаря. Хасинто остался стоять, не смея отвлекать сеньора: неважно, от чего — мыслей или молитвы.
Дверь в часовню раскрылась через несколько минут, и на пороге появились три воина. Омыв пальцы в чаше со святой водой, они сотворили крестное знамение и прошли дальше.
Один из них держал в руках кроме шапки еще и пояс с мечом. Это для него, для Хасинто! По телу пробежала дрожь, горло сдавило от волнения.
Дон Иньиго поднялся навстречу своим людям, кивнул в знак приветствия, и они, ответив легким поклоном, приблизились.
— Сей отрок, — де Лара указал на Хасинто, — станет моим оруженосцем. Прошу вас быть свидетелями.
— Конечно, сеньор, — пробасил седовласый муж, насупив густые, как мох, брови.
— Тогда приступим.
Со стороны алтаря послышались шаги, и де Лара повернулся на звук.
— Приветствую, падре! Вы очень вовремя.
Из сакристии и впрямь выходил святой отец. Сейчас, в почти пустой церкви, он показался Хасинто куда менее внушительным, чем во время службы. Невысокий, худощавый, даже хрупкий: кажется, тронь его, и переломится, как сухой стебель.
— Услышал ваш голос, дон Иньиго, и вышел. На душе моей всегда становится легко и благодатно, когда вижу вас в Божьем доме.
Изящный наклон головы, полуулыбка на тонких губах. Падре, несомненно, из благородного рода.
— Мне тоже радостно здесь находиться, — откликнулся сеньор и, кивнув на Хасинто, сказал: — Я решил сделать этого юношу эскудеро. Благословите, прошу вас.
Он шагнул вперед, склонил голову. Святой отец осенил его крестом и прошелестел:
— Да снизойдет на тебя Божья благодать, сын мой.
Дон Иньиго встал к падре вполоборота, а тот отступил на несколько шагов назад. Седой рыцарь вручил святому отцу меч.
Сейчас все случится! Осталось совсем немного — и Хасинто сделается оруженосцем!
Судорожно сглотнув, он трясущимися пальцами расстегнул и сбросил свой пояс. Тот, серебристо звякнув, змеей изогнулся на полу. Рядом упала шапка, до этого удерживаемая в руках.
Едва чувствуя ноги, Хасинто подошел к сеньору и опустился перед ним на колено.
Так, теперь слова. Лишь бы ничего не перепутать.
— Дон Иньиго, молю о чести стать вашим оруженосцем. Дозвольте принести клятву верности.
Вдруг де Лара откажет? Вдруг вчера и сегодня он намеренно обнадежил, чтобы сейчас унизить, покарать? Что Хасинто знает о доне Иньиго? Ни-че-го. Возможно, сеньор злопамятный и мстительный…
— Дозволяю, — ответил де Лара.
Его низкий голос взметнулся к сводам часовни, отразился от стен и опустился на Хасинто благословением. Опасаясь поверить в удачу, он едва удержался от того, чтобы сейчас же протараторить нужные слова. Но, сделав глубокий вдох, все-таки заговорил спокойно и размеренно:
— Мой сеньор, клянусь быть достойным носить ваше оружие. Клянусь защищать вас в бою и в миру пусть даже ценою собственной жизни. Клянусь быть верным, чего бы мне это ни стоило. Клянусь не лгать, не наносить вам оскорблений и не предавать. Да будет честь моя тому порукой!
— Да будет так. Я принимаю этого отрока в оруженосцы и беру под свое покровительство.
Дон Иньиго протянул руку, Хасинто принял ее в свою и коснулся губами.
Пальцы у сеньора шершавые и горячие… А вчера были прохладные…
Де Лара выставил в сторону открытую ладонь, в нее тут же легли пояс и меч, поданные падре.