Русский в Англии: Самоучитель по беллетристике - читать онлайн книгу. Автор: Борис Акунин cтр.№ 30

Кронштадт ^[69]

На каттере, следовавшем в Петербург, я тоже думал о Вас, ибо пораненная челюсть чувствительно саднила.

Потом меня ждала аудиенция у нашего Первого Лорда Адмиралтейства. Передавать содержание этого скучного разговора я не стану, ибо нельзя доверять бумаге военные секреты, однако ж беседа была пренеприятной, ибо его сиятельство не может терпеть меня, а я – его. За сорок минут сей корриды, в которой меня всего утыкали бандерильями, я вознаградил себя сорока минутами мысленной прогулки с Вами по набережной незабываемой реки Медвей.

Вечером я снова был у себя на корабле, в кают-кампании, ибо по субботам капитан угощает офицеров пуншем. Этой священной традицией пренебрегать нельзя, даже если у капитана разбитое сердце. По причине этого тяжелого ранения я очень ослабел и постыдно напился. В голубом пламени над чашей мне всё мерещились Ваши голубые глаза. Дошло до того, что я принялся изливать старшему помощнику душу, превознося Ваши несравненные достоинства. Не знаю, как завтра буду смотреть моему сухарю Быкову в глаза. В конце концов я его утомил. Он проворчал: «Ох уж эти влюбленные моряки. На корабле вы всё тоскуете по предмету страсти, а с предметом страсти будете тосковать по кораблю».

Ах, Лизинька, как бы я желал переместиться в состояние, обратное нынешнему: телом находиться с Вами, а мыслями с кораблем!

Сейчас уже ночь. Я весьма нетрезв и то, что я пишу письмо Вам, опьяняет меня еще более.

Ваш пьяный моряк

[…]

Г-жа П. капитану Ч

Чатэм. Октября 11 дня 1798 года

Любимый! Я долго была лишена возможности писать Вам. Вообразите, мой родитель посадил меня под домашний арест. Меж нами произошла совершенно не английская, а чрезвычайно русская сцена, в которой мы оба кричали и плакали. «Вы мне более не дочь!» – объявил он. «В таком случае вы мне больше не отец!», – воскликнула я и была отправлена на гауптвахту. Служанку, которая носила мои письма, сменил отцовский денщик, отвратительно честный малый, не польстившийся даже на шиллинг, а больше денег у меня не было.

Это я сейчас описываю Вам случившееся комически, но тогда мне было не до шуток. Я ужасно испугалась. Не отцовского гнева, а самое себя – того, что желаю ему скорой смерти, которая меня освободила бы и отворила врата к счастью. Признаюсь Вам в этом, потому что поклялась всегда и во всем быть с Вами предельно честной. Я бываю злой и скверной, друг мой.

Хуже всего, что это неправда, будто меня держит в неволе деспотизм отца. Я давно совершеннолетняя и с точки зрения закона могу выходить замуж за кого пожелаю. Но стоит мне подумать об этом, и я вижу отца, плачущего над гробом матушки, которую он так сильно любил. Я знаю, что весь тяжелый пламень этой любви он перенес на меня, свою младшую дочь. Я очень похожа на покойницу, все это говорят.

Чатэм ^[70]

Неужто ж я не понимаю, что Ваша русскость не более чем предлог? Точно так же отец противился бы моему браку с англичанином. Да он, я думаю, даже рад, что я соглашаюсь выйти только за иностранца и иноверца. Это дает бедному старику оправдание в собственных глазах.

Я мучаю отца, любя Вас. И мучаю Вас, жалея отца. Я предаю вас обоих! Что же мне делать? Смилуйся надо мной, Господи!

Tvoya navek Lizinka

Капитан Ч. г-же П

Санкт-Петербург. Января 12 дня 1799 года

Любезная Лизинька, Вы просили прислать Вам какое-нибудь русское стихотворение, чтобы Вы заучили его наизусть.

Вот мое любимое, которое я шепчу, когда никого нет рядом. О, как умеют поэты бередить наше сердце своею волшебной лирой! Сколь точно находят слова, играющие на струнах души!

Tvoy golubocheck

[…]

Г-жа П. капитану Ч

Чатэм. Марта. 31 дня 1799 года

Я плачу и не могу остановиться. Едва высыхают слезы горя, как подступают слезы счастья, а сразу за ними слезы стыда. Я самая скверная, самая бессердечная из дочерей.

Простите, милый друг, я уже закапала слезами страницу, и чернила расплылись, а я еще не сообщила Вам весть.

Моего дорогого отца больше нет. Сегодня он окончил свой земной путь.

Меня осуждают братья и сестры. Они считают, что я своим упрямством отравила последние годы отца и сократила ему жизнь. Я лишена наследства по его завещанию – Вам достается бесприданница. Наконец, я нравственная преступница, но преступница, которую выпускают на свободу.

Боже, как ужасно и как прекрасно жить на свете.

Больше ничего писать не стану. Вы сами знаете, что нужно делать.

Лизинька

[…]

Капитан Ч. г-же П

Санкт-Петербург. Июня 2 дня 1799 года

Milaya Lizinka, не желал писать Вам о том ранее, чтобы попусту не тревожить, однако теперь могу наконец объяснить промедление, которое доставило Вам столько досады.

Я обманывал Вас. Задержка вышла не из-за болезни батюшки, старого адмирала, который в свои преклонные годы, слава Богу, крепок, как мореный дуб. (Да, я лжец, но лишь из бережения Ваших драгоценных чувств).

Дело в том, что моя апрельская петиция императору с просьбой разрешить женитьбу на англичанке, была мне возвращена с собственноручной его величества припиской. Смысл ее заключался в том, что нечего искать чужестранных невест, когда в России своих девать некуда. Воля государя была выражена столь твердо, что повторное ходатайство исключалось. Ежели бы я был живущий по правилам британец, я бы загоревал при виде запертой двери, и только. Но у нас, русских, помимо парадных дверей есть еще и черный ход, а к нему иногда можно подобрать ключик.