Идёт он медленно и осторожно, то отворачивая голову, то прикрывая глаза руками, то наклоняя голову. Однако, как бы Куманько ни хитрил, назойливый луч света постоянно бьёт в глаза, то и дело заставляя его оступаться. Это начинает раздражать милиционера. «Что же это может быть? Неужели какой-то идиот решил поиздеваться надо мной? Ну, сейчас ты у меня...» — думает, всё больше выходя из себя, Куманько.
Стремясь как можно быстрее достичь зарослей барбариса и хорошенько надрать хулигану уши, он ускоряет шаг. На его пути — длинная глубокая канава, неизвестно кем и для чего вырытая. Ослеплённый Куманько канавы поначалу не видит. Леску, которая лежит в траве, не видит тем более. Только в последний миг он замечает перед собой канаву и пытается перепрыгнуть её с разбегу. И точно в это самое мгновение притаившийся неподалёку за кустом барбариса Гриша натягивает леску. За неё цепляется нога главного районного милиционера, и он со всего маху летит кувырком в канаву. И сразу же окрестности оглашаются отчаянным воплем.
К Грише подбегают Юра и Лёня. Юра возвращает Грише зеркало.
— А теперь, ребята, вон за теми кустиками как можно быстрее к палатке! — командует Гриша. — Как только те двое направятся сюда на помощь милиционеру, делайте то, о чём договаривались. Я остаюсь здесь, чтобы помочь и тем двоим попасть в канаву. Если же возникнет необходимость, буду отвлекать от вас внимание. А вы постарайтесь не оставить следов. Пусть и дальше думают, что имеют дело с привидениями.
— А мы по дороге нарвём веников и все свои следы подметём, — озаряет Лёню удачная мысль.
— Хорошо! И ни в коем случае не показывайтесь им на глаза.
В канаве между тем не прекращаются стоны и ругань. С каждой минутой они становятся всё громче. В конце концов Куманько переходит на отчаянные вопли:
— Помогите же, олухи царя небесного! Эй, кто-нибудь! Вы оглохли там, что ли? Ко мне! На помощь! Эге-ей!
Только теперь крики главного милиционера достигают Песчаного залива. Первым настораживает уши «Тюлькин», который находится ближе к берегу. Прислушиваясь, он на какое-то мгновение замирает с поднятой острогой. Затем встревоженно кричит прокурору:
— Степанович! Вы ничего не слышите? Вроде как кто-то на помощь зовёт!
— И в самом деле, кричит кто-то, — наставив ухо в сторону берега, откликается Кошель. — Не Евдокимович ли, случаем? Куда это он девался? Возле палатки не видать... — На лице прокурора появляется озабоченное выражение. — Давай-ка поскорее на берег! Надо посмотреть, что там случилось.
Шлёпая по воде босыми ногами, Кошель и Тюлькин спешат к палатке. Там Куманько нет. Нет его и вблизи палатки. Стоны и крики доносятся откуда-то из глубины острова.
— Туда! Он там! — показывает рыбинспектор в сторону зарослей барбариса.
Он швыряет под палатку свою острогу и, широко ступая, спешит на голос Куманько. За ним едва поспевает рысцой прокурор. Когда же крики становятся громче и внятнее, и становится понятно, что с их товарищем действительно приключилось что-то неладное, оба одновременно переходят на бег.
Грише только это и надо. Когда браконьеры подбегают к канаве, он снова натягивает свою леску, и Тюнькин, а за ним Кошель, не успев даже взмахнуть руками, снопами валятся в канаву на милиционера. В ту же секунду канава взрывается новыми воплями вперемешку с отборной руганью и виртуозными проклятиями.
— Тоже мне... интеллигенция, — пренебрежительно цедит сквозь зубы Гриша. Он сильнее дёргает леску и, почувствовав, что её конец освободился, спешит намотать её на руку. А намотав, замирает между кустами барбариса, внимательно наблюдая за браконьерами.
Вскоре те выбираются из канавы на поверхность. Первым на свет божий появляется Кошель, который бежал позади рыбинспектора и потому оказался сверху этой кучи. Он ворочает из стороны в сторону головой и морщится от боли в шее. За ним вылезает Тюнькин с ободранным носом и шишкой на лбу. Общими усилиями они вытягивают из канавы главного милиционера. При любом движении тот кривится и скулит.
— Что у вас? Нога? — спрашивает «Тюлькин», поддерживая Куманько за талию.
— Нога, — жалобно стонет тот, кусая губы. — Вывихнул... А может, сломал...
— Сейчас посмотрим, — говорит рыбинспектор, укладывая милиционера с помощью Кошеля на траву. Ощупав ногу, ставит диагноз: — Вывих! Это мы вылечим мигом. Не впервой. Степанович, лягте на больного сверху и придерживайте его за руки.
Кошель ложится на милиционера, а Тюнькин берётся за левую ногу пострадавшего. И неожиданно, ничего не говоря, с силой её дёргает, одновременно крутанув туда-сюда. Нога издаёт сухой треск, и Куманько визжит не своим голосом:
— О-ой! Что ты делаешь, живодёр?
Однако не проходит и минуты, как он с удивлением ощупывает ногу и даже пробует улыбнуться.
— Ты смотри... Вправил! Как это тебе удалось?
— Наука! — довольный похвалой скалится в конской улыбке «Тюлькин». — Когда-то в кружке юных туристов научили.
Где научили рыбинспектора вправлять вывихнутые ноги, прокурора интересует меньше всего. Его занимает другое. Подозрительно осмотрев Куманько, он без лишних слов спрашивает:
— И какого чёрта вы полезли в эту яму? Что вы в ней потеряли?
— То же, что и вы! — обиженно бубнит милиционер. — Что-то стало светить в глаза, и я пошёл посмотреть, чтобы это могло быть. Шёл, шёл ослеплённый, пока не грохнулся в эту канаву. Может, и вас что-то ослепило?
— Ничего нас не слепило. Бежали на ваши крики и угодили в яму. Если бы вы не вопили, будто с вас шкуру сдирают, мы бы шли не спеша, и всё было бы нормально.
— Снова какая-то чертовщина, — бормочет под нос Тюнькин. — Я всё больше начинаю верить автору той записки из бутылки.
— Ей-богу, ты как суеверная баба! — Одаривает «Тюлькина» пренебрежительным взглядом Кошель. Обращаясь к Куманько, спрашивает: — До палатки доковылять сможете?
— Попробую, — отвечает тот.
— Тогда двинули.
С помощью Кошеля и Тюнькина главный районный милиционер поднимается на ноги, опирается на их плечи, и все трое медленно идут к своей палатке.
Всё это время, пока прокурор и рыбинспектор спасали из подземного плена своего товарища, в палатке и вокруг неё хозяйничали Юра и Лёня. Первое, что они там сделали, — это разбросали по песку добытую браконьерами икру. Затем зашвырнули подальше в траву нож, которым те потрошили рыбу. А заодно — и деревянную ложку. Такая же судьба постигла и обе остроги — своё последнее пристанище они нашли далеко от берега на дне залива.
Управившись с намеченной работой, аргонавты поспешно замели оставленные кое-где на песке следы и, словно настоящие привидения, тут же исчезли.
БЕЗ ПРИВИДЕНИЙ ТУТ НЕ ОБОШЛОСЬ
То, что за время их отсутствия кто-то хозяйничал в палатке, браконьеры замечают не сразу. Первым спохватывается «Тюлькин». Уложив с помощью прокурора на надувной матрац Куманько, он выходит из палатки покурить. И тотчас слышится его озадаченный возглас: