После этого процессия направилась к пританею
[226], где победителей Игр ожидало большое пиршество, устроенное властями Элиды. В пиршестве кроме олимпиоников принимало, конечно, участие и всё олимпийское руководство: элланодики, жрецы, спондофоры, официальные представители полисов и городов. По дороге к пританею Тимон то и дело ловил на себе восхищённые, а порой и завистливые взгляды зрителей.
Феоклу ничего не оставалось, как вернуться в свою палатку. Впервые оставшись один, без Тимона, к которому уже привык, как к родному сыну, он почувствовал себя неприкаянным. «Надо всё-таки обзавестись семьёй. Что это за жизнь, без родных?» — подумал Феокл.
Под вечер, когда Тимон возвращался с пиршества, у палатки он увидел поджидавшего его Матрия. От неожиданности Тимон даже слегка растерялся: кого-кого, а Матрия он увидеть не ожидал. Тем более с дружественным, похоже, визитом.
— Хайре, Тимон! — приветствовал гость.
— Хайре, Матрий!
— Отец послал меня узнать, когда вы покидаете Олимпию. И поплывёте вы с нами или у вас есть другая возможность?
— Мы бы поплыли с вами, если бы вы зашли в Пирей. Нам надо проведать в Афинах одну семью. Но вы вряд ли...
— А мы как раз и собираемся зайти в Пирей, — перебил Тимона Матрий. — Отец намерен взять там кое-какой груз до Ольвии.
— В таком случае мы можем плыть с вами. Во всяком случае, до Пирея.
— Отец не говорил, во сколько это нам обойдётся? — послышался из палатки голос Феокла.
— Отец сказал, что никаких денег с вас брать не будет. Даже если вы поплывёте с нами до самой Ольвии.
— Когда вы отплываете? — спросил Тимон.
— Завтра после восхода солнца. Судно стоит в устье Алфея. За нами вышлют лодку.
* * *
— Как же встретят тебя дома, в Ольвии? — задумчиво проговорил Феокл, когда оба укладывались спать.
— А как меня должны встречать? — передёрнул плечами Тимон. — Разве есть какие-то особые способы встреч? Встретят, как обычно.
— Ну, это как сказать... — не согласился с ним Феокл. — Обычно олимпиоников встречают несколько по-другому. В некоторых городах, например, даже проламывают крепостную стену, и через этот пролом въезжает в город на колеснице олимпионик. Считается, что город, в котором живёт олимпионик, не нуждается в крепостной стене. Правда, затем стену всё же замуровывают. Но тем не менее... В иных городах ставят олимпионикам статуи. В других чеканят монеты с изображением олимпионика. Кое-где вручают денежные премии. Не знаю, как сейчас, а в моё время в Афинах каждый олимпионик получал пятьсот драхм — целое богатство. Есть города, в которых победителям Олимпиад назначают пожизненную ренту
[227]. Довольно часто им предоставляют государственные должности. Чаще всего назначают гимнасиархами. Кроме того, за ними закрепляются почётные места в театрах, на стадиумах, на общественных празднествах. Вот так в Элладе встречают и чтят олимпиоников!
— Ну-у... О таком я и не мечтал, — протянул Тимон. — Да и Ольвия — не Эллада.
— Всякое может статься, — загадочно произнёс Феокл. — Поживём — увидим.
Эпилог
РАЗ ПОХОЖИ — ЗНАЧИТ МОЯ
В большую комнату с мраморной табличкой на входной двери «Гимнасиарх» вошли двое: ничем не приметный мужчина лет под пятьдесят, судя по всему, житель хоры, и подросток лет четырнадцати — среднего роста, длинноногий, сухощавый. В комнате за большим резным столом у окна сидел, просматривая стопку исписанных восковых табличек, молодой русоголовый человек лет двадцати. Мужчина осмотрелся и, никого больше не увидев, сказал, обращаясь к молодому человеку:
— Мы пришли поговорить с гимнасиархом. Где его можно увидеть?
Едва заметная усмешка тронула лицо молодого человека. Он встал из-за стола и учтиво склонил голову.
— Он перед вами. Чем могу служить?
Мужчина недоверчиво осмотрел юношу с ног до головы.
— Я серьёзно...
— Я тоже серьёзно. Серьёзнее быть не может.
— Получается, что ты новый гимнасиарх? Так, что ли?
— А почему бы и нет? — вопросом на вопрос ответил юноша.
— Хм... Тогда извини. Я слышал, что у нас теперь молодой гимнасиарх, но не думал, что настолько... Ну, что ж... случается. А всё, что случается, только к лучшему. Меня зовут Най. Я живу за городом в своей усадьбе. А этого мальчишку — он мой раб — зовут Тихон. А дело у нас к тебе такое... Этот мальчишка Тихон хорошо бегает. Очень даже хорошо бегает. Его никто ни разу ещё не обогнал. Даже ребята намного старше. Впрочем, и взрослым он не по зубам... Уверен, что из этого мальчишки может выйти большой атлет. Который... мог бы прославить Ольвию. Как не так давно её прославил Тимон Фокритос. Ты ведь слышал о нём? Вот я и подумал: а нельзя ли моего Тихона определить в гимнасий, чтобы он мог там заниматься атлетикой по-настоящему? Под руководством опытного педотриба...
По лицу гимнасиарха скользнула неопределённая улыбка. На какое-то мгновение он задумался, будто что-то вспоминая. Потом вздохнул и развёл руками.
— Рад бы принять, да только ольвийские законы не позволяют, к сожалению, учиться в гимнасиях рабам. Даже очень способным...
— Я же говорил, что напрасно мы сюда идём, — обращаясь к хозяину, упавшим голосом вымолвил подросток.
— Почему напрасно? — улыбнулся гимнасиарх. — Может, и не напрасно... Скажем, я мог бы посмотреть, как ты бегаешь, и если ли у тебя действительно имеются способности к бегу, помочь советами. Мог бы, наконец, подыскать стоящего педотриба. Есть у меня такой на примете. Так что... не всё ещё потеряно. Ну, как?
Тихон заулыбался, оживился и его хозяин.
— Не знаю, как и благодарить тебя, — сказал он. — Спасибо! Но как это можно сделать практически?
— Практически мы можем сделать это так... — ответил гимнасиарх. — В первый день следующей декады на городском стадиуме состоятся атлетические состязания учеников гимнасия в честь Ахилла Понтарха, то есть Ахиллии. И я позволю твоему Тихону принять участие в состязании бегунов. Там и увидим, на что он способен. Идёт?
— Обрадовал ты нас, уважаемый гимнасиарх! Ещё раз спасибо! — от избытка чувств Най даже поклонился чуть ли не до земли. Он повернулся к двери, но его придержал за хитон Тихон. Наклонившись к хозяину, мальчишка зашептал что-то ему на ухо.
— Неприлично это... — ответил Най громким шёпотом. — Перестань! Не выдумывай!
— А что тут такого? — повысил голос и мальчишка, то и дело оглядываясь на гимнасиарха. — Я спрошу!