— Скоро на стадиуме начнётся панкратий. Будем смотреть?
— Я не хочу, — отрицательно замотал головой Тимон. — С меня хватит кулачного боя и гонки колесниц. Я видел панкратий в Элиде. Это самый что ни на есть варварский вид агона, намного хуже кулачного боя.
— Я тоже не горю желанием смотреть этот агон.
— Что в таком случае делаем? — спросил Тимон.
— А давай-ка мы сходим в портик Гестии. Там вроде бы должен проводиться конкурс лучших авлетов Эллады, — предложил Феокл.
— А что это такое — авлеты? — спросил Тимон.
— Авлеты? Музыканты, играющие на авлосе. Авлос видел? Такая спаренная деревянная флейта, — объяснил Феокл.
— Видел. И даже пробовал играть. Ничего не получилось. Но всё равно идём в портик Гестии. Это лучше, чем панкратий.
Когда Феокл и Тимон пришли в портик Гестии, конкурс уже начался. Портик был почти до отказа набит людьми, и Феоклу с Тимоном с большим трудом удалось пробраться поближе к тому месту, где выступали музыканты.
Для выступлений авлеты, чтобы их было видно всем зрителям, поднимались на невысокий, сколоченный из досок помост. Их игру оценивали трое судей, которые сидели сбоку под стеной. У каждого в руках была белая доска с именами участников конкурса. На этих досках против имён выступавших ставились оценки за игру. Возраст участников конкурса, по всей видимости, не ограничивался. Когда Феокл и Тимон вошли в портик, там как раз выступал мальчишка лет пятнадцати. И сразу же за ним на помост поднялся старик лет под восемьдесят. Таким же разнородным было и мастерство выступавших авлетов: от игры посредственной до самой что ни на есть виртуозной.
Бурный восторг вызвала у публики игра Пронома
[222] из Фив
[223], показавшего феноменальную технику игры на авлосе. То он играл медленно, вытягивая печальную кантилену, которая сжимала сердца, то вдруг переходил на такой бешеный, задорный темп, что ноги так и норовили пуститься в танец. При этом, как Тимон ни старался уследить за движением пальцев музыканта, ему это никак не удавалось. Казалось, что на каждой руке Пронома не по пять, а по семь-восемь пальцев, и все они бегают по отверстиям авлоса с непостижимой скоростью.
Он-то, Проном из Фив, и был единогласным решением судей объявлен победителем конкурса.
— Вот это игра-ает! — выходя по окончании конкурса из портика, не переставал восхищаться игрой победителя Тимон. — Вот бы научиться так!
— Попробуй, — сказал Феокл.
— Нет уж! Чтобы так играть, надо заниматься днём и ночью, — возразил Тимон. — А работа? Кто отцу будет помогать? А учёба? Отец говорил, что пошлёт меня на год в гимнасий.
* * *
Пятый, заключительный, день Олимпиады был самым торжественным. Он посвящался награждению победителей и закрытию Игр.
По случаю предстоящих торжеств Тимон надел новый белый хитон и обул новые же сандалии, которые ему предусмотрительно вложила в дорожную котомку мать.
С восходом солнца Тимон и Феокл поспешили к храму Зевса, вокруг которого уже шумела толпа народа. У всех было приподнятое праздничное настроение. Атлетам не надо было переживать перед предстоящими состязаниями, зрителям не надо было волноваться за выступления земляков. Все треволнения остались позади.
В храм могли заходить только олимпионики, элланодики, члены Олимпийского совета, жрецы и официальные представители эллинских полисов. Поэтому Феоклу пришлось остаться с толпой.
В храме распоряжался председатель Олимпийского совета. Новоиспеченных олимпиоников он выстроил у правой стены. Все остальные столпились у левой. Посередине, перед статуей Зевса стоял стол с лежащими на нём горкой венками из оливковых веток, перевязанных белыми ленточками. Рядом лежала доска со списком олимпиоников.
Трубач проиграл бравурную мелодию. Глашатай прокричал как можно громче, чтобы было слышно через открытые двери стоящей снаружи толпе:
— Начинаем награждение победителей восемьдесят шестых Олимпийских игр! По просьбе Олимпийского совета награждение проведёт Перикл, сын Ксантиппа из Афин!
Поблагодарив Совет за столь неожиданное и почётное поручение, Перикл подошёл к столу. Взглянув на список олимпиоников, торжественно произнёс:
— Именем Зевса Олимпийского победителем восемьдесят шестой Олимпиады в юношеском и взрослом дромосах провозглашается Тимон, сын Фокрита из Ольвии!
Тимон, не ожидавший, что награждение начнут с него, на миг растерялся, замешкался. Перикл пальцем подозвал его к себе.
— Ну, что же ты? Подходи! Получи заслуженную награду!
Возложив на голову Тимона два венка, Перикл легонько потрепал его ладонью по щеке.
— Молодец, сынок! Теперь и в Ольвии будет олимпионик.
Но вот, наконец, все семнадцать олимпиоников получили из рук Перикла свои венки. После этого все вышли из храма: первыми олимпионики, за ними — элланодики, далее — все остальные. Появление олимпиоников с венками на головах было встречено оглушительной бурей восторга. На их головы вдобавок к венкам посыпался цветочный дождь. В воздух, успевший уже согреться от поднявшегося над холмами солнца, то и дело взлетали радостные возгласы:
— Марсий, Спарта шлёт тебе привет!
— Счастья и радости тебе, Клеон!
— Кирен, мы гордимся тобой!
— Дикон, ты настоящий атлет! Слава тебе!
— Пантарк, ты наша гордость! Живи долго, Пантарк!
— Молодец, Клеофон! Обрадовал Аркадию!
Поддавшись всеобщему ликованию, Феокл не удержался, чтобы не выкрикнуть:
— Молодчина, Тимон! Не подвёл Ольвию!
Членам Олимпийского совета вместе с элланодиками с трудом удалось отодвинуть толпу от храма. По-быстрому была построена колонна. Возглавили её элланодики, за ними выстроились олимпионики, далее — члены Олимпийского совета и прочий служивый люд. Толпа расступилась, и процессия, сопровождаемая многотысячной толпой, под звуки авлосов, с торжественным пением Олимпийского гимна на стихи Архилоха
[224]: «Слава тебе, могучий Геракл, победитель на Играх! Слава твоему другу Иолаю
[225]! Слава благородным друзьям! Тенелла, тенелла! Слава победителям!» двинулась к алтарю Двенадцати Богов. Там каждый участник шествия вылил в пылавший на алтаре огонь по несколько капель оливкового масла и бросил по щепотке ладана. Затем все вместе вознесли богам благодарственную молитву.