К тому же один из элланодиков уже начал собирать юных участников состязаний и их педотрибов, чтобы отвести всех в раздевалку. Всего участников этого вида состязаний набралось двадцать человек.
В раздевалке — деревянном бараке, стоявшем в небольшой рощице между стадиумом и ипподромом, — бегуны и их педотрибы сняли с себя все, какие были на них одёжки вплоть до набедренных повязок, после чего участники забега по-быстрому натёрлись оливковым маслом. Один Тимон не стал натираться. Но никто уже не обращал на это внимания — все давно к этому привыкли.
Тем временем на стадиуме появились одетые в пурпурные хламиды три пожилых элланодика. Они торжественно прошествовали через весь стадиум в его конец, где за финишным столбом был сооружён для них невысокий деревянный помост. Элланодики уселись на стоявшие там инкрустированные серебром и черепашьими пластинами дроносы. Сзади них на кресла поскромнее уселись жрецы Элиды и Олимпии, почётные гости, руководители атлетических делегаций различных полисов. Несколько в сторонке важно воссела на свой трон одетая в чёрный гиматион пожилая жрица Деметры. На её сухощавом аскетическом лице застыло непроницаемое выражение. Когда все уселись, старший элланодик поднял кверху руку. Тотчас из-за помоста выступили два служителя. Один из них держал в руках сальпинг — бронзовую трубу. Он поднёс её к губам, и над стадиумом зазвучал высокий и резкий призывный сигнал, заставивший всех затихнуть и замереть. Затем глашатай мощным голосом, который, вероятно, был слышен во всех уголках Альтиса, прокричал:
— На стадиум вызываются юные участники состязаний в дромосе!
И тотчас, словно по мановению руки, перед зрителями появилась колонна совершенно голых людей. Одетым был лишь один из них — возглавлявший колонну элланодик. За бегунами следовали их педотрибы. И тоже обнажённые. Их один из служителей сразу же препроводил в нечто, похожее на большую клетку для зверей, откуда они могли наблюдать за ходом состязаний, но не вмешиваться в него. Там им предстояло находиться до конца соревнований в дромосе.
Надо заметить, что появление на стадиуме голых атлетов и педотрибов никого не удивило и, тем более, не смутило. Оно было воспринято зрителями как самое обыденное явление. Лишь несколько новичков насмешливо хихикнули.
Колонна остановилась на противоположном от элланодиков конце стадиума — подле стартовой площадки. Возглавлявшему колонну атлетов элланодику один из служителей подал большую белую доску с начертанными на ней именами участников предстоящего состязания. Элланодик тут же стал вызывать атлетов:
— Автей, сын Каллиада из Крита!
Из выстроившихся в два ряда юных атлетов выступил вперёд худощавый круглоголовый паренёк, на лице которого промелькнула тревожная тень. Вызвана она была обращением глашатая к зрителям:
— Почтенные гости Олимпии, у кого есть возражения против участия в священных Играх атлета Автея, сыны Каллиадаса из Крита? Достоин ли он такой чести?
По стадиуму пронёсся лёгкий говорок и шёпот. Но возражавшего не нашлось, и Автей заметно повеселел, а находившиеся на стадиуме критяне радостно приветствовали земляка.
Элланодик вызвал одиннадцать человек, и ни один из них не был отвергнут зрителями. Когда очередь дошла до Тимона — в списке он стоял двенадцатым, — и элланодик вызвал его из строя, а глашатай спросил зрителей, не возражает ли кто из них против его участия в Играх, с южного склона стадиума неожиданно послышался высокий скрипучий голос:
— У меня есть возражение!
Стадиум замер от неожиданности.
— Возражающий, встань и назовись! — потребовал глашатай.
Поднялся Эвклес.
— Я — Эвклес, сын Кефала, купец из Ольвии! — представился он.
— Какие у тебя, Эвклес, сын Кефала, имеются возражения против участия Тимона, сына Фокрита в Играх? — спросил, встав со своего места, старший элланодик.
— Этот Тимон — раб! — выкрикнул Эвклес. — А рабам, насколько я знаю, не место в Олимпии! Допуская его к Играм, вы нарушаете закон!
— Уважаемый, Эвклес, сын Кефала, хоть ты и купец, но не тебе учить нас законам, касающимся Олимпийских игр! — в голосе старшего элланодика слышалось заметное раздражение. — А ответ наш тебе таков: мы тщательно изучили представленные педотрибом этого юноши документы и вынуждены отвергнуть твои возражения. Тимон — сын гражданина Ольвии купца Фокрита и сам является полноправным гражданином Ольвии. И потому имеет все права на участие в Играх. И нас удивляет твоё стремление навредить своему земляку. Садись, Эвклес, сын Кефала!
Когда все участники состязаний были представлены таким образом публике, служитель вынес на стадиум большую серебряную вазу, наполненную деревянными квадратными пластинками. На пластинках были начертаны буквы греческого алфавита. Бегуны по очереди подходили к вазе, не заглядывая в неё, вытягивали наугад пластинку и показывали её элланодику. Тот, согласно алфавиту, строил юношей в одну шеренгу. Закончив жеребьёвку, элланодик поделил бегунов на четвёрки, старший элланодик призвал их состязаться честно, с уважением относиться к соперникам, и состязания начались.
В первой четвёрке, как и предполагал Тимон, первым был Автей из Крита. Его шумно приветствовала группа критян — малочисленная, но голосистая. Во втором забеге неожиданно победил Мегакл из Этолии, до этого особо не отличавшийся на тренировках. Похоже, что он прибегнул к той же хитрости, что и Тимон: до поры до времени скрывал свои настоящие возможности. Теперь радостными приветствиями взорвалась этолийская делегация.
Тимону выпало бежать в третьей четвёрке. После победы Мегакла Тимон насторожился: а вдруг и среди его соперников по забегу найдётся подобный Мегаклу или ему же, Тимону, хитрец? А потому он решил не испытывать судьбу, а с самого старта выложиться по полной. Но опасения Тимона оказались напрасными: когда он коснулся рукой финишного столба и оглянулся, ближайший его преследователь отставал на добрых четыре оргии. Приветствовать Тимона было некому, и всё же несколько одобрительных возгласов достигли его слуха.
Тем временем глашатай объявлял решение коллегии элланодиков:
— В третьем забеге победил Тимон из Ольвии. Тимон допускается к финальному забегу.
Если первые три забега прошли спокойно, без неожиданностей, то четвёртый, в котором принимал участие Матрий, оказался прямо-таки скандальным.
Забег начинался как обычно. Элланодик выстроил бегунов на стартовой линии, проверил, не переступает ли кто линию, правильно ли держит руки, отошёл в сторонку и только начал было поднимать руку, чтобы дать отмашку, как со стороны зрителей послышался взвинченный выкрик Эвклеса:
— Матрий, не прозевай старт!
И Матрий, издёрганный бесконечными наставлениями отца, не дождавшись отмашки элланодика и его команды, сорвался с места и стремглав понёсся к финишу. Стадиум весело зашумел в предвкушении редкого зрелища. И зрелище не заставило себя долго ждать.
Со своего места поднялся с предупреждающе поднятой рукой старший элланодик и властно скомандовал: