Россия, которой не было - 2. Русская Атлантида - читать онлайн книгу. Автор: Александр Бушков, Андрей Буровский cтр.№ 58

Более того. Шляхетство имело столько прав и привилегий, что их обилие поставило под сомнение саму польскую государственность. Ни в одной стране — ни европейской, ни азиатской — дворянство, еггелентен, эдельманы не было настолько привилегированным сословием. Польша в этом отношении вполне уникальна.

Оформление шляхетства как осознающего себя сословия со своими привилегиями, ограничениями, своей системой корпоративного управления произошло в XIV—XVI веках, и происходил этот процесс так своеобразно, что результаты его трудно назвать иначе, нежели причудливыми.

Юридическими документами, оформившими шляхту как сословие, стали Кошицкий привилей Людовика I Анжуйского от 17 сентября 1374. Шляхта поддержала Людовика как кандидата на престол Польши, и за это на нее распространились права, которыми до сих пор обладали только высшие феодалы. В числе прочего — права не платить почти никаких налогов, кроме обязательства служить королю и занимать различные должности (от этого «налога», кстати, шляхта никогда и не отказывалась).

В 1454 году, в разгар войны с орденом, шляхта отказалась воевать, пока король не даст всего, чего требует шляхта. И Казимир IV дал шляхте Нешавские статуты, подтвердив ее привилегии и расширив ее права в управлении государством: например, в выборах короля на сеймах и сеймиках. Кроме того, шляхта получила неподсудность королевским чиновникам, кроме разве что самых тяжелых преступлений.

В 1505 году шляхестский сейм в г. Радом издал постановление, вошедшее в историю, как Радомская конституция. Король признал конституцию, и она стала законом.

Согласно Радомской конституции, король не имел права издавать какие-либо законы без согласия сената и шляхетской посольской избы. Закон об «общем согласии», «либерум вето» означал, что любой закон мог быть принят, только если все дворянство Польши не возражает. Даже один голос против означал, что закон не прошел.

Шляхтич имел право на конфедерацию, то есть право на создание коалиций, направленных против короля.

Шляхтич имел право на рокош, то есть на официальное восстание против короля. Шляхтичи имели право договориться между собой (конфедерация) и восстать (рокош).

Комментировать не берусь, потому что аналогии мне неизвестны. Радомской конституцией окончилось оформление политической системы, в которой сейм стал основным органом государственной власти, стоящим выше короля.

Конечно же, между шляхтичами существовало огромное различие в уровне доходов, а тем самым и в реальной возможности реализовать свои привилегии. Разумеется, какой-нибудь пан Ольшевский в продранных на заду шароварах, родом из Старовареников, где подтекает прохудившаяся крыша, только очень теоретически был равен королю или даже богатому пану. Но магнаты никогда не были отдельным сословием и постепенно вошли в шляхту на самых общих основаниях. Самый богатый пан, обладатель сотен деревень и городов, главнокомандующий частной армии, вынимавший из ножен саблю с рукоятью, осыпанной крупными алмазами, имел в законе те же права и обязанности, что и пан Ольшевский, не больше и не меньше. И на любом сейме и сеймике пан Ольшевский из Старовареников точно так же топорщил усы, выпячивал грудь и был готов хоть сейчас применить свое право на «liberum veto».

Разумеется, такого пана Ольшевского было не так трудно подкупить и даже вовсе не деньгами, а просто устроив пир на весь мир. Чтобы оголодавшие по своим Старовареникам паны ольшевские поели от пуза колбас, окунули роскошные усы в немерянное число кружек с пивом и вином… и проголосовали, как их просят, по-хорошему.

Но необходимость покупать, запугивать, убеждать, уговаривать сама по себе ставит богача-магната на одну доску с самым захудалым, лишившемся всяких средств к существованию шляхтичем. Даже самая нищая, не имевшая постоянных доходов шляхта, носившая не очень почетное название загоновой, имела нечто неотъемлемое, присущее ей по определению, и с этим приходилось считаться всем — и королям, и магнатам.

— Цыц! Молчи, дурная борода! — заорал Государь Московский и Всея Руси Иван III на старого, всеми уважаемого князя Воротынского. Только что отъехавший из Литвы князь не набрался еще московского духа; он осмелился, видите ли, возражать царю — нашему батюшке и тут же получил урок.

Можно, при желании, и не пострадать от гнева барина… Я хотел сказать, конечно, от царя. Например, боярин Иван Шигона очень даже выслужился перед Василием III, сыном Ивана III и отцом Ивана IV. Василий III решил постричь в монахини жену Соломонию. Причиной стало то ли бесплодие Соломонии, необходимость иметь наследников, то ли, как говорили злые языки, страстное желание царя жениться на Елене Глинской. Ситуация возникла деликатнейшая, и весьма выигрывали в ней понятливые слуги — например, митрополит Даниил с его проповедями о том, что бесплодное дерево исторгается из сада вон.

Соломония не хотела в монахини; билась, кричала, сорвала с себя монашеский куколь, топтала ногами. Нужен был тот, кто усмирит постылую царицу. Иван Шигона здесь же, в церкви, прошелся по Соломонии плетью, усмирил ее, заставил принять постриг и стал этим очень любезен сердцу великого князя. И сделал придворную карьеру в отличие от всяких шептателей и болтунов, втихаря осуждавших Государя Всея на Свете за развод с женой, возведение на престол девицы сомнительного поведения.

И чем отличается поведение дворянина Ивана Шигоны от дворни, бегущей вязать Герасима по единому мановению даже не руки, бровей барыни (помните сцену из «Муму»?), я не в силах понять. Дворня даже лучше, потому что ни при каких обстоятельствах не могла бы поднять руку на барыню, жену барина, что бы там барин ни выделывал.

Так вот, я не идеализирую политического строя ни Польши, ни Великого княжества Литовского. И не пытаюсь рассказывать сказки о фактическом равенстве всех шляхтичей перед законом. Фактического равенства перед законом, кстати, и сейчас нигде не существует, хорошо, если декларируется юридическое равенство. Но, по крайней мере, шляхтич, как он там ни был порой беден и угнетен, никогда не был и не мог быть ничьим рабом и холуем, как Иван Шигона и митрополит Даниил.

Любой загоновый пан Ольшевский из Старовареников привык, что он для всех пан, а его жена пани, что говорить с ним надо с уважением, что права его неотъемлемы, и что он не кто-нибудь, а шляхтич. А дети смотрели, как перед их папой снимают шляпу, слышали, как с ним говорят на «вы»… и учились. С детьми и внуками самого занюханного пана Ольшевского, которому мама и бабушка, может быть, только что поставила заплатку на исподнее, не приключилось бы того, что с детьми знатнейшего князя Воротынского, побогаче иного магната. Не получили бы они такого же урока.

При этом в Польше дворян было много, в отличие от прочих стран Европы. В Великой Польше шляхты было до 8% населения, в Мазовии — даже до 20%, в разных областях Великого княжества Литовского — от 3 до 6%. То есть школу цивилизованной жизни, уважения к человеческой личности и в том числе к самим себе проходил довольно заметный процент народонаселения.

Интересно, что слова «шляхетство», «шляхетность», «шляхетный», «шляхетский», широко употреблялись в Российской империи в XVIII веке. Слово вошло даже в название учебных заведений: Сухопутный шляхетский корпус (1732), Морской шляхетский корпус (1752).