Температура на улице — приблизительно минус 272 градуса, все студенты одеты в толстые, поломаскирующие одежды, защищавшие их от порывов жидкого гелия, дующих с Гудзонова залива. Я думал о том, как это характерно для Майкла, что он влюбился в чьи-то внутренности, не зная даже его внешности. Я сидел там на стуле у стены, с кружкой пива, гадая, кто же из входящих окажется… им.
Я уже начал было впадать в сентиментальность и одиночество, скучая по Карле, как вдруг сзади меня за горло схватила рука и прижала к стене, как пришелец из фильма «Чужие». Черт! Какой ужас я испытал! Рука была маленькой, но — боже мой! — просто стальной; голос, девичий голос прошептал мне:
— Поговори со мною, детка. Я знаю, кем ты не являешься. Так что говори; дай мне знак, пошли код, чтобы я поняла, что ты это ты.
О Господи, мне встретилась Женщииа-С-Когтями… и с Официальным Браслетом «Чикс»!
Я лишился дара речи. Единственное слово, которое пришло мне на ум, это пароль Майкла для встречи.
— Пластинки сыра, — выдавил я сквозь сдавленные голосовые связки.
Хватка ослабела. Я увидел голую руку. Я заметил татуировку штрих-кода ниже следа от прививки. Затем я увидел и саму Штрих-код, наконец-таки явившую себя, когда она отпустила мое горло и оказалась в поле моего зрения: меньше, чем Карла, мускулистее, чем Дасти, и одетая так круто, что Сьюзан в сравнении с ней показалась бы южной красавицей. Крутая грязная жилетка поверх жирного топика на бретельках, стильные штаны, ботинки рабочего автозаправки, стрижка, выполненная швейцарским армейским ножом, с обоих глаз капала тушь, перемешанная с тающим снегом… все это под древней канадской курткой ручной вязки с плетеной форелью спереди и сзади. Она была маленькой и подтянутой, естественным воплощением всего того, во что Карла, Дасти и Сьюзан сознательно пытались себя превратить. Она была самой агрессивной представительницей женского пола, которую я когда-либо видел, и такой молодой, и, блин, ТАКОЙ КОМАНДИРШЕЙ!
Она огляделась по сторонам. Потом посмотрела мне в глаза. Сказала:
— Ты друг «Пластика Крафта»? — Она прищурилась. — Ты здесь для того, чтобы допросить меня? Почему Крафт не пришел сам/сама?
— Это… хм-м… он… скажу тебе честно: я пришел, потому что он думал, что не понравится тебе, если ты увидишь его.
Она с размаху швырнула бутылку об пол, чем испугала меня до смерти.
— Блин, за какую же дуру он меня принимает? Будто мне есть хоть какое-то дело до того, как он выглядит? — Но потом ее поведение изменилось. В одну секунду она сделалась такой милой. — Так это он? И ему не все равно, что я о нем думаю?
— «Пластик Крафт», как ты его называешь, очень упрямый. Ты должна об этом знать.
Она немного расслабилась.
— Ты мне рассказываешь! «Крафт» — самое, мать твою, упрямое существо.
Она захихикала:
— Она… (пауза) Он…
— Ты хочешь сказать, — я вдруг начал понимать, — что не знала, кто он такой… что это он? Ну, в смысле, извини за тормознутость, но ты тоже не знала?
— Не вгоняй меня в краску! — Она взяла пустую банку от «7-Ап», расплющила ее о коленку, а затем снова стала милой. — А Крафт… м-м-м… ну типа… женат или вроде того?
— Нет.
Я заметил, что она почувствовала облегчение, и до меня стало доходить, что Майкл не единственный, кто влюбился сам не зная в кого.
— Ты хочешь посмотреть фотографию, Штрих-код… а у тебя есть другое имя?
— Эми.
— Ты хочешь посмотреть фотографию Майкла, Эми?
Очень тихо:
— А она у тебя есть?
— Ну да.
— Так его зовут Майкл?
— Ну да.
— А как зовут тебя?
— Дэн.
— Можно мне взглянуть на него, Дэн?
— Вот.
Она жадно схватила наш групповой снимок на барбекю у мамы с папой, сделанный недавно в этом году. Нас на фотографии было девять, но она тут же вычислила Майкла. По-моему, я только что совершил самую эксцентричную сводническую сделку за всю историю любви.
— Вот он… здесь.
— Ага.
— Дэн, ты, конечно, подумаешь, что я тупица, но мне приснился сон и я точно знала, как он выглядит. В течение долгих недель я клала дискету под подушку в ожидании знамения, и оно пришло ко мне, и вот он здесь. Я забираю фотографию.
— Она твоя.
Она смотрела на изображение Майкла и казалась такой нежной и девчачьей.
— Сколько ему лет? — В конце фразы тон ее голоса поднялся.
Я был уже слегка пьян, засмеялся и сказал:
— Он влюблен в тебя, если ты это хочешь узнать.
Она снова стала нахальной.
Схватила мою правую руку и крикнула:
— Армрестлинг! — И после двухминутной возни (слава Богу за спортзал!) сдалась только потому, что к нашему столику подвалила группа пьяных инженеров и один из них сблевнул за соседним столиком, подрезав момент, — и мы опять заговорили.
— Ничья, — сказала она мне, — но помни: я младше тебя и только набираюсь силы. Так расскажи мне о… Майкле. — Она притихла, обдумывая это имя. — Да. Расскажи мне о Майкле.
Официантка принесла нам по пиву. Эми чокнулась с моей кружкой так сильно, что я думал, стекло разобьется вдребезги, и сказала:
— Скажи-ка еще раз, что Майкл чувствует? Ну, ты понимаешь, насчет… меня?
— Он влюблен.
— Скажи это еще раз.
— Он влюблен. Любовь. Л-Ю-Б-О-В-Ь. Любовь, он любит тебя. Он сойдет с ума, если не встретится с тобой.
Она была такой счастливой, каким я не видел еще ни одного человека в жизни. Мне доставляло удовольствие говорить от чистого сердца.
— Продолжай, — просила она.
— Ему все равно, кто ты. Он знает только твое нутро. Он умный. Он добрый и всегда был мне хорошим другом. На земле нет такого, как он, и он утверждает, что ты единственная причина, по которой он остается прикованным к этой планете.
А потом я рассказал ей о сценарии с 48-летним-стариком-в-подгузнике-с-макаронами. Она вскочила со стула.
— Черт возьми, да я сейчас взорвусь! Дэн! Вот что я тебе скажу: я влюблена и влюблена, как атомная бомба, детонирующая над индустриальным Онтарио, так что, мир, берегись!
Я понял, что Майкл — первая любовь Штрих-кода и что я стал свидетелем чего-то уникального, словно все цветы мира согласились одновременно расцвести для меня одного и единственный раз в жизни, и я сказал:
— Ну, похоже, это взаимно. А теперь, Эми, не могла бы ты немного расслабиться, потому что, честно говоря, ты пугаешь меня до чертиков, а моя правая рука не выдержит еще одного поединка.