Ильич - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Волков cтр.№ 32

Индус — он дурак, конечно. Не в смысле глупый, а — дурной. Что-то нехорошее живёт в у него в круглой, всегда коротко стриженой башке. Серый иногда думал, что вот такие, как Индус, в детстве вешают кошек, бросают бутылки об стену и избивают до крови одноклассниц — просто потому, что интересно. Серый вообще не понимал, как они подружились и зачем эта дружба продолжается. Да и дружба ли это…

Индус всегда хотел жить в Москве и работать где-нибудь в охране. Это была его заветная, подсердечная, сокровенная мечта. В Средневолжске охранники особо не требовались — во-первых, предложение намного превышало спрос, а во-вторых, охранять было реально нечего. А вот в столице…

Индус даже ездил туда. И даже устроился через дальнего родственника в охранную фирму «Залп» сторожем на автостоянку с испытательным сроком в месяц и окладом в триста баксов — это были огромные для Средневолжска деньги. Правда, там с ним приключилась в силу дурного характера нехорошая история, со стоянки его выгнали, поставили «на счётчик» и Индус попросту сбежал в родной Средневолжск.

На Ёрики Индус ходил регулярно, потому что другой работы найти не мог. Ещё Индус иногда играл на деньги в шахматы в гостинице «Поволжье», но любители древней игры среди постояльцев попадались не часто, командировочный люд все больше интересовался картами и дешёвыми шлюхами, и Индус маялся без дела.

Вообще здоровых, голодных и злых, не обременённых комплексами и интеллектом парней, в Средневолжске хватало, и Челло говорил, что если бы сейчас кто-нибудь вздумал развязать гражданскую войну, проблем с записью в отряды самообороны, белую, красную, зелёную, серо-буро-малиновую гвардии не было бы от слова «вообще». Но никакой гражданской войны вроде как не предвиделось, один только певец Шевчук, страдальчески морща добрые, близорукие глаза учителя рисования, надрываясь, орал с экрана телевизора:

Серому почему-то всегда казалось, что эта песня — про Индуса. И вообще про всех них, только Шевчук написал её не про настоящую жизнь, а про ту, где не пьют спирт «Рояль» с разведённым «Юппи», не трахают вчетвером на заброшенном складе пьяную давалку из посёлка, не смотрят завистливыми глазами на пригнанный соседом из Польши старенький «Фольксваген-Гольф», не жрут чёрствый хлеб, предварительно срезав с него плесень.

В той действительности, где есть предчувствие гражданской войны, и Серый, и Индус, и Малой, и Челло, и даже Афганец давно уже сколотили бы партизанский отряд, захватили ментуру в Кировском районе, вынесли оружейную комнату, вооружили местных мужиков, и подняли бы если не над всем Средневолжском, то хотя бы над «Пятнашкой», «Заводским», «Южным» и «Приволжским» своё знамя.

Серый часто думал, каким оно должно быть. Вариантов было масса, и по цветам, и по изображениям, но в последнее время его мысли почему-то всегда приходили к одному и тому же: их флаг должен быть красным.

Красным — и точка. Так правильно.

С цепочкой в кармане и пустотой внутри, Серый вышел из «ювелирки» и ноги сами собой понесли его на Ёрики. Он почему-то внезапно захотел удостовериться, что все события предыдущих дней — не сон, не глюки, что несколько тонн бронзы и в самом деле там, лежат, ждут.

И что они его, только его. Личные.

Ночью был заморозок, лужи высохли и ледяные корки, расчерченные длинными белыми кристаллами замершей воды, висели над пустотой. Они ломались под ногами с весёлым треском, как рейки.

Первое, что увидел Серый, толкнув ржавую створку ворот, был Афганец, стоявший над ямой с ухом. Куски шифера валялись на белой от инея траве среди кучек глины. Серый сглотнул, сжал кулаки и широкими шагами двинулся к яме.

— Это моя! — крикнул он издали. — Это я копал.

Афганец повернул к нему странно сморщенное, красное лицо, зыркнул варёными глазками по сторонам и проговорил еле слышно:

— Это чё за херня, боец?

— Чё надо! — с вызовом ответил Серый, заняв позицию с другой стороны ямы. Он был сильнее Афганца, но тот опирался на лопату — и мог пустить её в ход не задумываясь.

Они молчали долго, почти минуту. Наконец Афганец сплюнул в яму, на бронзовое ухо, вытер рукавом ниточку слюны на подбородке и сказал, громко и уверено:

— В общем, так, товарищ солдат: чтобы на моем кладбище этой муиты не было, понял-нет?

— Она тебе мешает что ли? — спросил Серый.

Он понял две вещи: во-первых Афганец трезвый и мается с похмелья, а во-вторых, он не понял, что в яме, и скорее всего решил, что Серый приволок откуда-то какую-то кривую железку и спрятал её в яме от дождя, накрыв шифером и присыпав землей.

— А-атставить! — рявкнул Афганец и тут же закашлялся.

Закончив перхать, он пнул лопату и пошёл к будке. Серый стоял и терпеливо ждал.

— Будет клиэнт, — прохрипел Афганец от будки, — я яму использую, понял-нет? И мне похрену, что ты там положил. Все, рота, отбой!

Хлопнула дверь. Серый выдохнул, посмотрел в яму. В завитке бронзового уха белел лёд. Вытащить четырёхметровую голову из ямы в одиночку нечего было и пытаться. Для начала её вообще нужно было откопать полностью, а потом думать про людей, машину, кран какой-нибудь или подъёмник.

И про покупателя.

Хотя чего про него думать, к нему идти надо. Предлагать, узнавать цену, торговаться. Серый представил лицо приёмщика Толяна по прозвищу Старый из пункта приёма металла и заранее поморщился. Чтобы отвлечься, он перепрыгнул яму, взял лопату и спустился вниз.

Серый не любил неприятные мысли и всегда старался не думать их, отвлекаться. Какой смысл «гонять порожняк», если можно заняться делом? Вот он и занялся, решительно воткнув лопату в вязкую глину.

Работал Серый часа три, день давно перевалил за обед. Было прохладно, но так даже лучше — не жарко. Афганец не показывался — то ли ушёл в город, то ли обнаружил какую-то из своих заначек, похмелился и завалился спать.