Троя. Падение царей - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Геммел cтр.№ 42

— Он отплывает сегодня с этими людьми пустыни.

Андромаха посмотрела на четырех бородатых людей с холодными глазами, стоявших рядом с Гершомом.

— Почему ты хочешь нас покинуть? — спросила она его.

— Я не хочу вас покидать. Но я дал обещание несколько лет назад. Теперь меня попросили его сдержать. У меня много недостатков, Андромаха, но свои обещания я держу.

Повернувшись к Геликаону, Гершом протянул руку. На мгновение Андромахе подумалось, что Геликаон откажется ее принять. Потом дарданский царь покачал головой, шагнул вперед и обнял Гершома.

— Я буду скучать по тебе, друг мой, — сказал он, отодвинувшись. — Мои люди и я многим тебе обязаны.

По толпе собравшихся вокруг моряков пробежал одобрительный шум, а Ониакус хлопнул Гершома по спине. Гершом улыбнулся и кивнул.

— Мы надеемся услышать рассказы о великих приключениях, — сказал Геликаон с вымученной улыбкой.

— Скорее всего, вы услышите о моей безвременной кончине, — ответил Гершом. — Но вряд ли до вас дойдут вести обо мне, потому что я буду странствовать под новым именем, тем, которое для меня выберут.

Он повернулся к собравшейся команде.

— Друзья мои, вы вытащили меня из воды и подружились со мной. Я буду хранить вас всех в своем сердце, как храню Зидантоса и остальных, тех, кого больше нет с нами. Да защитит вас Источник Всего Сущего и охранит вас от зла.

Напоследок он посмотрел на Геликаона и Андромаху.

— Да найдете вы оба великое счастье, — сказал Гершом.

Не промолвив больше ни слова, он двинулся прочь. Андромаха подумала, что в своих длинных одеждах, сопровождаемый людьми пустыни, он выглядит, как царевич, каковым и является в действительности: суровым и властным. Она гадала, что с ним будет, но понимала, что никогда об этом не узнает.

В молчании все смотрели, как Гершом поднимается на египетский корабль.

Потом Андромаха посмотрела в лицо своего любимого, полное сожаления и, положив ладонь на его руку, подалась к нему.

— Мне жаль, что я вижу тебя таким печальным.

— Он мой друг, один из лучших друзей, какие когда-либо у меня были, и мое сердце говорит мне, что мы больше не увидимся.

— У тебя есть другие друзья, которые тебя любят.

— Да, — согласился он, — и я дорожу каждым из них.

— Одиссей все еще один из твоих друзей?

Геликаон улыбнулся.

— Одиссей — в первую очередь. Он самый великий человек, которого я когда-либо встречал.

Андромаха вздохнула.

— Тогда нам надо кое о чем поговорить.

В продуваемом сквозняками мегароне на ветреной Итаке пираты наслаждались ночной пирушкой. Многие стояли во дворе, греясь у огня, на котором жарились на вертелах овцы Одиссея, но большинство оставались в зале, смеялись, ссорились, ели и пили.

Несколько человек уже сползли с сидений и спали на холодном каменном полу. Время от времени вспыхивали стычки, но пока этой ночью никто еще не погиб. Пенелопа сожалела об этом.

Правда, тех, кто погибал каждый день во внезапных поножовщинах, с лихвой возмещали вновь прибывшие. Больше сотни этих подонков морей появились тут за последние несколько дней. Их пригнали со всех концов зимнего моря рассказы о гостеприимстве Итаки. К пиратам присоединились несколько членов племени сикулов с Огненного Острова, лежащего на западе, — грубые, дикие люди с татуировкой на лицах, с изогнутым бронзовым оружием.

Царица сидела, прикованная к резному деревянному трону и, как делала каждую ночь, пыталась отвлечься от того, что творилось вокруг.

Она была измучена, но высоко держала обритую голову и не сводила глаз с противоположной стены, на которой висел всеми забытый огромный раскрашенный щит отца Одиссея. Царица пыталась не думать о боли в сломанных пальцах, о пульсации в связанных запястьях и об усиливающемся зуде из-за вшивых тряпок, которые ее принуждали носить.

Она сосредоточилась на счастливых днях, когда она и Одиссей были молоды, и мысленно представила себе лицо их сына Лаэрта.

В первые годы после его смерти Пенелопа могла видеть его лишь таким неподвижным, каким он был после смерти, но теперь обнаружила, что может точно вспомнить оттенок его глаз, ощущение его мягкой щеки, прижатой к ее губам, и доподлинно вспомнить выражение лица мальчика, когда его отец входил в комнату. Не проходило и дня, чтобы она не вспоминала своего сына, но мысли о нем теперь были спокойными и спасали ее на несколько драгоценных мгновений от бесконечной пытки.

Однако, как всегда, разум продолжал ее предавать, подавая беспочвенные надежды, что Одиссей войдет в двери мегарона, размахивая мечом, прорубая к ней путь; потом освободит ее от уз и спасет в надежном убежище своих огромных рук. Мысль об этом походила на одну из его историй, рассказанную ночью в этом зале с высоким потолком, когда горел высокий огонь и Пенелопу окружали любимые люди. Но потом холодный рассудок гасил ее мечты.

Теперь Одиссей был старше, ему почти исполнилось пятьдесят. Дни его огромной силы и неиссякаемой выносливости остались в прошлом. Зимой его суставы ныли, и после дневных трудов он опускался в удобное кресло с тяжелым благодарным вздохом старца.

Время, этот вор, медленно похищало жизнь любимого ею мужчины, и Пенелопа знала, что если Одиссей придет, его стареющее тело предаст его. А собравшиеся здесь молодые люди упивались мощью своей юности.

Потом ударило отчаяние, и она взмолилась: «Не приходи, Уродливый! Хоть раз в жизни соверши разумный поступок и останься в стороне. Подожди до весны и приведи с собой армию, чтобы отомстить за меня. Пожалуйста, не приходи ко мне сейчас».

Но он придет. Пенелопа не сомневалась в этом. При всей свой хитрости, уме и изворотливости из-за любви к ней Одиссей будет глух к голосу разума.

Ее мысли мрачно обратились к самоубийству. Если Одиссей будет знать, что она мертва, он все равно придет, но с ясным рассудком, думая только о мести. Он выждет, собирая флот до тех пор, пока не будет в силах убить каждого пирата на Итаке десять раз подряд.

Если Пенелопе удастся схватить нож или острую палку, она сумеет мгновенно пронзить свою грудь. Но как раз когда к ней пришла эта мысль, она почувствовала, как в ней шевельнулся ребенок, и глаза ее затуманились слезами.

«Я могла бы убить себя, не могу убить тебя, малыш».

— Ну, царица, окажешь ты нам честь поесть и выпить с нами нынче ночью? — спросил ненавистный голос.

Взгляд Пенелопы нехотя сосредоточился на осунувшемся, жестоком лице Антиноя, взявшего ее в плен, ставшего ее палачом, а сейчас с преувеличенным почтением склонившегося перед ней. Он был молод, не старше двадцати, но умен и безжалостен.