Троя. Падение царей - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Геммел cтр.№ 110

Только теперь Каллиадес понял, что один из лучников, стоящий чуть в стороне от мужчин, — женщина с суровым лицом, которую он видел на первой тренировке Андромахи. Пенфиселея носила короткий кожаный панцирь поверх белой туники, на плече ее висел фригийский лук. В руке она держала два колчана.

— Пенфиселея — одна из прислужниц Андромахи. У нее чудесный природный дар владения луком, — объяснил юный Перикл, чуть покраснев. — Она будет ценной воительницей.

Каллиадес гадал: что остальные фракийцы думают об этом пополнении?

— Почему ты не ушла из города, когда у тебя была возможность? — спросил он женщину.

— Мой отец, Урсос, отдал жизнь за Трою, — ответила она. Голос ее был сипловатым, на Каллиадеса из-под тяжелых бровей взглянули пронизывающие зеленые глаза. — Я не могу поступить иначе.

Каллиадес вдруг вспомнил Пирию. «Да, — подумал он, — она была бы сейчас здесь со своим луком».

— Идите на стену к востоку от ворот, — сказал он Периклу. — Если вы будете стоять далеко от края стены, у вас будет хоть какая-то защита от вражеских стрел.

Битва за баррикаду продолжалась весь день и далеко не сразу закончилась после заката. К счастью для осажденных защитников Трои, ночь была безлунной и беззвездной. Сражение некоторое время продолжалось при свете факелов, но наконец вражеским отрядам приказали вернуться к воротам. Троянцы немедленно начали чинить разрушенные днем укрепления.

В ожидании, пока закончится ночь, Каллиадес и Банокл пошли к храму Афины, где раздавали еду и воду. Они ждали своей очереди в темноте. Вокруг них спали, растянувшись на земле, измученные люди. Другие сидели маленькими группками, слишком усталые, чтобы разговаривать, и просто смотрели в пространство погасшими глазами.

— Хлеб с долгоносиками и глоток воды, — фыркнул Банокл, стаскивая с головы шлем и почесывая в мокрых от пота светлых волосах. — Мужчина не может сражаться весь день на такой жратве.

— Если Агамемнон будет сдерживать свои войска еще десять дней, у нас не останется даже хлеба с долгоносиками, на котором можно будет сражаться.

— Но план его был хорош, верно? Троянские конники. Кто бы не открыл для них ворота, когда они вот так скакали?

Банокл восхищенно потряс головой.

— Я вижу в этом замысел Одиссея, — ответил Каллиадес. — У него изворотливый ум.

— Ты забываешь иногда, на чьей стороне сражаешься? — спросил вдруг Банокл.

Каллиадес нахмурился.

— Нет, но я понимаю, о чем ты. Мы видим, как гибнут микенские воины, перебираясь через баррикаду, и знаем, что некоторые из них были нашими товарищами. Если бы наша судьба повернулась слегка по-другому, мы были бы сейчас на другой стороне.

— Я не об этом, — Банокл покачал головой. — Я имел в виду: за что мы сражаемся? За Трою? От нее ничего не осталось. Нижний город разрушен, и большая часть верхнего тоже. Говорят, царь Агамемнон хочет заполучить сокровища Приама, но Полит рассказал нам, что в сокровищнице ничего не осталось. Итак, мы сражаемся, чтобы спасти царя? Но он даже не сознает теперь, кто он.

Банокл снова почесал голову.

— Вообще-то это неважно. Мы воины, ты и я, и мы выбрали, за кого сражаться, и будем продолжать сражаться до тех пор, пока не победим или не погибнем. Я просто гадал…

Он не договорил.

Каллиадес сам думал обо всем этом, стоя в очереди за едой. Они бежали из микенских земель, спасаясь от ярости Агамемнона, и с тех пор шли по пути наименьшего сопротивления. Они присоединились к Одиссею, державшему путь в Трою, потому что тот предложил им способ убраться с пиратского острова. Благодаря изменчивой воле богов они очутились здесь, чтобы спасти Андромаху, когда на нее напали наемные убийцы. За это их приняли в Троянскую конницу Гектора. Каллиадес улыбнулся про себя. И непостижимый успех Банокла в роли командира спас их от клыков смерти во время поражения при Карпее, в Дардании и под стенами Трои.

Он покачал головой и засмеялся: смех его эхом отдался на другом конце площади, заставив усталых воинов удивленно повернуть головы к нему.

— Нам упорно сопутствует удача в сражениях, тебе и мне, — ответил другу Каллиадес. — Только боги знают почему.

Банокл не ответил, и Каллиадес повернулся, чтобы посмотреть на него.

— Я бы все это отдал за то, чтобы вернуть Рыжую, — печально сказал могучий воин.

Ночью ситуация зашла в тупик: захватчики удерживали Скейские ворота, защитники удерживали баррикаду в сорока шагах от ворот. Из темноты доносились издевки и насмешки отрядов Агамемнона; некоторые из его воинов еще только должны были увидеть битву, и им не терпелось выступить.

Едва занялся рассвет, Каллиадес и Банокл заняли места за баррикадой. Каллиадес проверил крепления своего нагрудника, поправил на голове шлем, поднял меч Аргуриоса и стал ждать, когда чернота уступит место темно-серой мути. Банокл размахивал мечом из стороны в сторону, разминая мускулы плеч, и бросал соседям:

— Посторонитесь, вы, любовники овец!

Потом через баррикаду начали карабкаться вражеские воины.

Каллиадес отбил выпад чужого меча, потом обеими руками направил свой меч вниз, в шею врага. Он вытащил оружие как раз вовремя, чтобы отразить рубящий удар. Брошенная кем-то пика отскочила от края щита Каллиадеса, всего на волосок разминувшись с его головой. Меч его рванулся вперед и повернулся, выпотрошив атакующего, который упал, вопя, у его ног. Каллиадес вскинул щит, чтобы прикрыться от убийственного замаха, потом его клинок рассек воздух и вышиб мозги человеку, потерявшему шлем. Он почувствовал обжигающую боль в ноге и увидел, что раненый у его ног, одной рукой придерживая свои внутренности, второй рукой вонзил кинжал в его бедро. Каллиадес вогнал меч в шею этого человека.

Рядом с ним Банокл внезапно вспрыгнул на баррикаду и двумя великолепными рубящими ударами вспорол глотки двум нападающим, взобравшимся на самый верх. Потом снова спрыгнул и ухмыльнулся Каллиадесу.

Утро подходило к концу, защитники справа и слева от двух друзей падали, и их заменяли другие, снова и снова. Хотя Каллиадес сосредоточился на сражении и меч его рубил и колол, резал и парировал, воин медленно начинал сознавать, что все меняется к худшему. Он уставал, ему труднее было сосредоточиться. Бедро болело, хотя кровь больше не текла. У Каллиадеса были и другие порезы и царапины. Он бросил быстрый взгляд на Банокла. Богатырь сражался с мрачной решимостью, два его меча мелькали, как молнии, казалось, он орудует ими без усилий. Но Каллиадес, сражавшийся рядом с ним много лет, догадывался, что Банокл тоже начинает уставать. Движения Банокла были скупыми, он не тратил сил на замысловатые приемы.

И атакующих становилось все труднее убивать. Каллиадес понял, что теперь они имеют дело с микенскими ветеранами. «Агамемнон, должно быть, держал их в резерве», — подумал он.

Ощутив затишье в сражении, Каллиадес понял: что-то изменилось, нарушилось равновесие битвы.