– Вот посмотри, – продолжал Кристофер, – если ты Сумеречный охотник, ты можешь просто нанести руны самому себе, а если ты простой человек, то тебе нельзя наносить руны, иначе ты станешь Отреченным…
– Да-да, все верно, но о чем ты, я не понимаю!
Кристофер снова испустил тяжкий вздох.
– Мэтью, я знаю, что было уже очень поздно, когда ты вчера вечером приехал на Гровнор-сквер, но тебе следует хоть иногда слушать мои объяснения. Это все-таки связано с расследованием убийства.
У Мэтью внутри что-то оборвалось от ужаса.
– Я не был вчера вечером на Гровнор-сквер.
– Как это «не был»? – возмутился Кристофер. – Ты пришел, постучал в дверь, сказал, что Джеймсу нужно демоническое стило, и я отдал его тебе.
Мэтью стало по-настоящему страшно. Он отвез Люси в ее лавку, в первом часу вернулся к себе и остаток ночи провел у камина в компании Оскара и бутылки бренди. Если бы его занесло в отцовскую лабораторию, он бы такое наверняка запомнил.
– Кристофер, я не знаю, кому ты ночью отдал стило, – в тревоге воскликнул он, – но это был не я!
Кристофер побелел.
– Но я не понимаю. Это был ты, я уверен. Выглядело это существо в точности как ты. Но если… о боже, кому же я тогда я отдал стило? И что теперь будет?
Томас задыхался. Меч был тяжелым, необыкновенно тяжелым, но еще он причинял боль. Томасу казалось, будто дюжина, нет, тысяча крошечных игл пронзила его грудь, легкие, сердце. Вдруг он обнаружил, что произносит какие-то слова, хотя не собирался ничего говорить; и он понял, почему Маэллартах используется для выяснения истины. Сопротивляться ему было невозможно. Он услышал собственный хриплый голос:
– Нет. Я не убивал Лилиан Хайсмит.
Шарлотта вздохнула с облегчением. Инквизитор что-то сердито пробормотал себе под нос. Если Алистер что-то и сказал, Томас этого не слышал. Уилл продолжал небрежным тоном, словно желая узнать, что Томас ел на завтрак:
– Ты убил Бэзила Паунсби? А Филомену ди Анджело? А Элиаса Карстерса?
На этот раз Томас был готов к боли. Боль возникает из-за сопротивления, решил он. Оттого, что он пытается сохранить остатки свободной воли. Он расслабился, смирился с тем, что язык его выговаривает слова независимо от его желания.
– Нет. Я воин, а не убийца.
Уилл махнул в сторону Алистера.
– Ты видел, как этот человек убивал Сумеречных охотников? Я имею в виду Алистера. Ты, случайно, не знаешь, совершал ли он преступления? Может быть, зарезал Амоса Гладстона?
– Прошу прощения, – холодно произнес Алистер.
– Нет, – сказал Томас. – Я не видел, чтобы Алистер совершал убийства. Кроме того, – к собственному удивлению, добавил он, – я не думаю, что он на такое способен.
Когда Уилл это услышал, уголок его рта едва заметно дрогнул.
– У тебя остались еще какие-нибудь тайны, Томас Лайтвуд?
Вопрос застиг Томаса врасплох, но он тут же опомнился, воспротивился мечу и воздвиг вокруг себя «стену». Он вовсе не желал выдавать этим людям тайны своих друзей, тайну происхождения Джеймса. И тем более открывать им свои чувства к Алистеру.
– Уилл, – с упреком произнесла Шарлотта. – Ты должен задавать конкретные вопросы! Так нельзя. Извини, Томас.
– Вопрос снимается, – сказал Уилл, и Томас почувствовал, как Меч отпустил его. Уилл пристально взглянул в лицо Томасу и требовательным тоном спросил:
– Гидеон помнит, что задолжал мне двадцать фунтов?
– Да, – пробормотал Томас, снова будучи не в силах сдержаться, – но делает вид, что забыл.
– Я так и знал! – воскликнул Уилл. Потом повернулся к Инквизитору и торжествующе произнес: – Мне кажется, на этом можно закончить.
– Закончить? – взревел Бриджсток. – Мы еще не начали! Этих двоих следует допросить по всем правилам, Уильям, и вы это знаете.
– А мне кажется, я задал все необходимые вопросы, – возразил Уилл.
– Вы не допросили Алистера! – заорал Бриджсток. – Оба что-то скрывают. Например, они могли бы нам сказать, почему никого не убили в ту ночь, когда они сидели под замком. Одно это уже вызывает подозрения.
– Почему же? – вмешалась Шарлотта. – Преступления совершаются не каждую ночь. Просто нелепо подозревать Алистера в причастности к смерти Лилиан. На месте убийства его не было, на одежде его не нашли ни капли крови, а кроме того, он сам пришел к нам. Настоящий убийца затаился бы после того, как мы посадили под замок невиновного человека.
Бриджсток раздулся, как жаба.
– Невиновного? Я застиг Томаса над телом Лилиан, он был весь в крови…
– Морис, много в мире есть того, – заметил Уилл, забирая Меч у Томаса, – что вашей философии не снилось
[72].
– Шекспир, – сказал Алистер. – «Гамлет, принц датский». Разумеется, если не считать «Мориса».
Уилл удивленно взглянул на него, потом улыбнулся.
– Том, – мягко сказал он, – я знаю, что тебе сейчас пришлось нелегко, но напомню, что меня, когда я был в твоем возрасте, подозревали в самых разных махинациях. Когда распространится слух о том, что ты благополучно прошел испытание Мечом, люди забудут о том, что тебя обвиняли. Это я тебе обещаю. – Он помолчал. – Итак, я не вижу больше нужды в использовании Меча…
– Это не вам решать! – заорал Инквизитор.
Неизвестно, чем бы закончился их спор, если бы в этот момент не произошла невероятная вещь. Здание Института тряхнуло, как во время землетрясения. Томас, не веря своим глазам, смотрел, как падают на пол канделябры и стулья. В полу образовалась трещина. Алистер неуверенно шагнул к Томасу, потом замер на месте. Бриджсток с круглыми от ужаса глазами вцепился в колонну. Уилл поймал Шарлотту за руку, помог ей удержаться на ногах и огляделся, нахмурив брови.
Здание перестало дрожать.
– Что… – начал было Бриджсток, но его никто не слушал: Сумеречные охотники бежали к выходу.
Анна шагала немного быстрее, чем требовалось, и Ариадна вынуждена была бежать, чтобы не отстать. Они пересекали мост Ватерлоо; на другом берегу высилась громада Института, темный силуэт храма вырисовывался на фоне рассветного неба.
Дойдя до середины моста, Анна вдруг сообразила, что осталась одна. Она обернулась и увидела, что Ариадна стоит в нескольких ярдах позади, сердито подбоченившись. У Ариадны были пышные бедра и тонкая талия, а ноги – Анна это знала – были стройными, с изящными щиколотками. Даже ступни ее были прекрасны. И вот сейчас она стояла на мостовой, отказываясь двигаться с места.
– Я не могу идти так быстро, – заявила Ариадна. – И не собираюсь за тобой гнаться. Это унизительно. Если ты хотела идти одна, тебе нужно было просто сказать мне об этом.