Мечи Дня и Ночи - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Геммел cтр.№ 13

В прошлом году, когда он сломал челюсть Масселиану, у него появилась надежда, что теперь-то его оставят в покое. Масселиан слыл в горах первым кулачным бойцом, и Харад после победы над ним сделался недосягаемым для всех прочих «бычков».

И вот теперь он нажил себе новых врагов — Латара и его братьев. Десятнику Балишу он сказал, что они ничего ему не сделают, но сказано это было лишь для того, чтобы прекратить разговор с человеком, который ему не нравился. Сейчас, сидя в темноте, Харад понимал, что они непременно захотят отомстить.

Если бы только Чарис не оказалась здесь этим утром. Он поел бы, закончил свою работу и уснул крепко, без сновидений.

Харад тихо выругался. Мысли о Чарис не оставляли его. Как ни старался он думать о другом, ничего не получалось. Мужчин Харад терпел с трудом, а женщин и вовсе не выносил. Никогда не знаешь, что им сказать. Слова застревают у тебя в глотке, и ты бормочешь что-то несообразное.

Что еще хуже, он не понимал и половины того, что говорили они. «Правда, чудесный день? В такие дни чувствуешь, что жить хорошо». И что это, спрашивается, значит? Жить всегда хорошо. Лучше, конечно, когда солнышко светит, но что в этом такого чудесного? Чарис однажды спросила его: «Ты когда-нибудь задумывался о звездах?» Этот вопрос не давал ему покоя всю зиму. О чем тут задумываться? Звезды — они и есть звезды, яркие точки на небе. Каждую ночь он выходил и сидел на пороге хижины, устремив злобный взгляд в небеса. Вечно эта Чарис сказанет что-нибудь такое, что потом сидит в голове, как гвоздь.

На прошлой неделе она, отдав ему еду и сев рядом с ним, подняла с земли желудь.

— Ну не чудо ли, что из такого малютки может вырасти дуб?

— Угу, — промычал он, чтобы положить конец разговору, пока тот не успел застрять у него в мозгах.

— Но сам-то желудь падает с дуба.

— Ясное дело, что с дуба.

— Откуда же тогда взялся первый дуб?

— Чего?

— Если желуди созревают на дубу, а дуб растет из желудя, из чего вырос первый дуб? Ведь желудей еще не было?

И все тут. Еще один гвоздь в голове, который будет мучить его всю долгую холодную зиму.

Харад вздохнул, слушая шелест листьев над головой. Когда Чарис выйдет замуж, она, наверно, перестанет так его донимать. Эта мысль была для него внове, и от нее Хараду почему-то стало не по себе. Настроение его омрачилось. Он пошел к ручью и напился, зачерпнув воду в пригоршни. В это время в кустах что-то зашуршало. Харад с новым вздохом отошел к ближнему дереву и прислонился к нему, выжидая.

Из кустов вылез первый братец, бородач Гарик. В руке он держал деревяшку длиной фута три — топорище, разглядел Харад. За ним последовали Латар и Васка. Тучи разошлись, выглянула луна. Братья застыли, не шевелясь. Потом Гарик показал своим топорищем на разостланное под дубом одеяло Харада. Тут Харад почувствовал, что этой ночью не хочет никому ломать кости, и вышел вперед.

— Чудесная ночь, — сказал он. — В такие ночи чувствуешь, что жить хорошо. — Братья стояли разинув рты. — Вы когда-нибудь думали о желудях? — продолжал Харад, подходя к ним. — Если дуб вырастает из желудя, а желуди растут на дубу, как тогда вырос первый дуб?

— Желуди? — пробормотал Латар. — Что ты тут толкуешь про желуди?

— Вы ко мне пришли? — задал встречный вопрос Харад.

— Да нет, мы так... погулять хотели, — промямлил струхнувший Васка.

— А-а. — Харад положил свою ручищу ему на плечо. — Ночь в самый раз для прогулок. Столько звезд. Вы когда-нибудь задумывались о звездах?

— Боги, что это с ним? — спросил Гарик Латара. Тот попятился прочь.

— Не бери в голову, Гарик. Пошли отсюда. Гарик стоял а задумчивости, опустив топорище.

— Мне сдается, что...

— Сказано, не бери в голову!

Братья скрылись во мраке. Харад, хмыкнув, вернулся на свое одеяло и заснул крепко, без сновидений.

Скилганнон, несмотря на многочисленные провалы в памяти, понемногу обретал себя. Ему вспомнились детские годы в Наашане, смерть отца, Декадо Огненного Кулака, вспомнились его опекуны: добрый лицедей Гревис, воспитавший его, и супруги, Спериан с Молаирой. Вспомнил, как они погибли от руки Бораниуса, вспомнил свою встречу с принцессой Джианой и долгие битвы за то, чтобы вернуть ей трон.

Он вспомнил, как умерла Дайна, его жена, и как он отправился искать Храм Воскресителей, место, окутанное тайной и мифами. Он поставил себе целью найти храм, чтобы вернуть Дайну к жизни, но память о годах этих поисков оставалась туманной. Отдельные сцены мелькали перед глазами так быстро, что разум за ними не поспевал. Старец в багряных одеждах... высокий зал со стенами из мрамора и металла... огни, загорающиеся на стенах сами собой.

Эти обрывки памяти сверкали у него в голове, как разбросанный жемчуг. Многие из них относились к войнам, сражениям, к долгим путешествиям по суше и морю. Он помнил могущественного полководца, на стороне которого сражался... как же его звали? Ульрик. Хан Волков.

Выйдя на балкон, Скилганнон сделал глубокий вдох и начал свою разминку. Ставшие послушными мышцы легко приняли позу Орла: левая ступня зацепила правую лодыжку, левая рука обвила поднятую правую, тыльные стороны ладоней сложились вместе. Он стоял неподвижно, сохраняя безупречное равновесие. Когда-то это упражнение вселяло в него покой, но сейчас этого не случилось.

«Мне не следует быть здесь, — думал он. — Я прожил свою жизнь и умер. Мой путь завершен».

Из-за груды камней на него бросилось чудовище — все в чешуе, как змея, но с лицом человека. Оно метило мечом в его шею. Он отшатнулся, выхватил Мечи Дня и Ночи и убил демона, но на место убитого подоспели другие...

Память прошила его, как молния.

Нет, не завершен еще его путь. Он блуждал в Пустоте тысячу лет, как сказал Гамаль. Дрожь берет, когда вот так вспомнится вдруг эта бездушная серая пустыня. «Бездушная?» — усмехнулся он. Как бы не так. Чего-чего, а душ там хватает — таких же грешников, как и он, Скилганнон Проклятый.

Солнце сияло на чистом голубом небе, и наполняющий легкие воздух почти помогал ощутить сладость жизни.

«Зачем я здесь? — думал он. — Если Пустота была карой, то это, должно быть, награда — но за что?»

В дверь постучали, и он вернулся в комнату. Вошел Ландис Кан — с улыбкой, за которой скрывалось какое-то беспокойство.

— Как дела, друг мой?

— Хорошо. Не бросайся так легко словом «друг», Ландис. Дружба либо дарится, либо заслуживается.

— Да, ты прав. Извини.

— Тебе не за что извиняться. Гамаль говорил, что мне следует встретиться с кем-то — что с этим связана какая-то тайна.

— Это так. Лошади уже ждут нас.