Урсилла опустилась на колени. Но не преклоняясь перед статуей, а чтобы высыпать принесенные ею узелки, флаконы и шкатулки. Светящихся лунных ликов она будто не замечала. А мне они нравились все меньше и меньше.
В самой середине круга стояла курильница – тоже из камня. В ней скопилась зола, – верно, Урсилла уже не раз использовала ее в своих целях. Я все крепче уверялся, что она затеяла игру с чем-то таким, что лучше бы не тревожить.
Это не Тень и не Силы – но что же тогда собрано здесь? Что-то стихийное, за пределами добра и зла, родившееся прежде, чем добро и зло начали вековечную войну в землях и сердцах людей. Черпать из такого источника – воистину дерзость. Честолюбие толкнуло Урсиллу на такие деяния, к которым я проникся глубочайшим страхом и отвращением.
Мне хотелось выбраться отсюда. Но меня приковало к месту, как если бы тело пардуса охватили цепи. Я поднимал глаза то на один, то на другой светящийся овал, чтобы тут же отвести взгляд. На них свивались световые узоры, перебегали оттенки цветов – это движение завораживало.
Я пошел по кругу, стараясь держаться подальше от Урсиллы, которая деловито разбиралась с захваченным из шкафа хозяйством. Кажется, я слышал (не ушами, а мыслями, как раньше голос оборотня) отдаленный шепот, слишком тихий, чтобы понять.
Урсилла выбрала что-то из своих запасов, направилась к курильнице и высыпала в нее горсть сухих, смятых трав – с такой осторожностью, словно пересчитывала каждый листик. Уронив последний, Мудрая отряхнула подол ладонью и впервые взглянула на меня.
– Что до́лжно сделать, да будет сделано хорошо, – загадочно вымолвила она. – Сила привела меня сюда много лет назад. В древнейшем из наших свитков я прочла о загадке этого места. До нас – а мы забыли счет своих лет – в Арвоне обитали другие. Они служили своим Силам, покорялись Власти, какую нам не вообразить. Их время минуло, но остатки их Силы, пусть истощенной и ослабленной, все еще больше той, какую могут привлечь ныне Голоса и Тень. – Я ждала, я училась… – Ее голос вздымался, как крик торжества. – Я знаю, чего может добиться здесь обладающий Даром. Такой, как я!
Мне кажется, она не думала убедить меня, а просто выпевала вслух свои мысли. Ее лицо горело как бы внутренним огнем, и свечение кожи напоминало пустые лица вокруг нас.
– Теперь надо ждать, – продолжала Урсилла. – Такие дела легко не делаются. До́лжно выбрать верный час и призвать тех, кто нужен.
Она отошла от курильницы, вернулась к своим сокровищам. Отыскав среди них мешочек, она распустила шнурки завязки, достала бурую лепешку и разломила ее надвое. Половину сжевала сама, другую протянула мне:
– Ешь!
Я не хотел делить с ней даже такую малость, но надо было поддержать телесные силы. Я в один присест разгрыз и проглотил лепешку. Пардусу она показалась безвкусной, но я узнал дорожный хлебец, выпекавшийся, чтобы поддерживать жизнь в тех, кому доведется подолгу обходиться без обычной еды.
– Она скоро будет здесь. – Урсилла потирала руки. – Призыв отправлен и приведет ее. Тогда мы положим начало – а за ним явится конец, и какой!
Сев у ног фигуры с человеком-игрушкой, она уперлась лбом в колени. То ли заснула, то ли заворожила сама себя. Я улегся как можно дальше от нее. Бежать в темноту было бесполезно. Я и без слов Мудрой сознавал, что это место удержит меня, пока не будет снято ее заклятие. И отделить в себе человека от зверя я сейчас не решался. Витавшая в воздухе древняя Сила внушала мне величайшее недоверие.
Быть может, я тоже заснул – или поддался чарам, погрузившим меня в подобие сна. Очнулся я словно от обморока и не знал, сколько он длился. Урсилла была на ногах, стояла рядом со мной, глядя за круг.
Ясно было, что она чего-то ждет и вслушивается в тишину. Я услышал тихий стук шагов и снова легкий шелест, какой издает метущая землю женская юбка. Звуки приближались.
Наконец пришедшая вступила в круг света. Госпожа Ироиза. Лицо ее вытянулось, осунулось. Она постарела на годы, казалась сейчас даже старше собственной матери. Но мой взгляд притянуло то, что она держала в руках – держала наотлет, словно брезговала и старалась не коснуться им собственного тела.
Пояс! Пояс, за которым я вернулся в Кар До Прон.
При виде его у меня вырвалось ворчание. Я вскочил, я был готов…
Урсилла махнула рукой в мою сторону. Словно бросила что-то невидимое. Не знаю, что это было, но взмах ее руки вынудил меня бессильно замереть на месте.
Мать смотрела перед собой застывшим взором. И двигалась, как зачарованная, словно ее, спящую, вызвали сюда колдовством. Когда Урсилла, протянув руку, забрала у нее пояс, мать вскинулась и обвела все вокруг диким взглядом.
Ее лицо смял страх.
– Урсилла! – Она комкала слова, невнятно бормотала. – Магус… Элдрис… они сошли с ума! Вломились к тебе. Магус приказал уничтожить все, что там было. Люди не хотели исполнить приказ, так он пошвырял все из окон башни, своими руками собрал в кучу и поджег. Он не выпускает из рук меч, клянется убить Кетана за сношения с Тенью и послал гонца в Кар До Йелт, где, по слухам, живет человек, любимый Голосами, с просьбой прибыть и очистить замок. Он… он как обезумел. Готов даже на братоубийство.
Урсилла осталась невозмутимой:
– Он обзавелся ночными спутниками, Ироиза. Нельзя так просто угрожать Мудрым.
Ироиза содрогнулась:
– Ты загнала его за грань страха. Он больше ничего не боится, а только ненавидит – и хочет убивать.
– Пусть бесится, ему недолго осталось, – равнодушно бросила Урсилла. – Даже найди он ведущую сюда дверь, без моего дозволения не войдет. На такой случай там есть стражи. Не дрожи, женщина, – настал час, которого мы так долго ждали. Ты думала править Кар До Проном, а я говорю, что ты будешь править большей частью страны.
Мать заломила руки, потом принялась тереть их о юбку, словно хотела стереть оставшуюся от пояса мерзость. Она дико озиралась, не понимая, куда попала.
– Урсилла… Маг! Я раскладывала карты, у Кетана в восьмом доме выпал Маг. Это знак… знак…
Урсилла пожала плечами:
– Знак грядущего величия. Ты мне об этом уже говорила, и я тебе объяснила, что́ может означать такой расклад. Ты по глупости слишком полагаешься на свое гадание. Нам ни к чему знаки и предвестия, потому что здесь спит, ожидая пробуждения, Иная Сила.
– Я не хочу… – заикнулась мать. Слезы выступили у нее на глазах, покатились по щекам, затекли в раскрытый рот. – Пожалуйста, Урсилла… это место… мне страшно здесь!
Урсилла только повела плечом:
– Слишком поздно ты спохватилась, госпожа. Обратного пути нет.
Мать закрыла ладонями лицо, стала, как маленькая, утирать слезы. Наверное, это зрелище должно было пробудить во мне жалость, но не пробудило. Какое бы родство нас ни связывало, я сейчас ничего не чувствовал к этой женщине, чей гордый нрав и жадность довели нас до такого.