Лакомый кусочек - читать онлайн книгу. Автор: Маргарет Этвуд cтр.№ 57

— …совпадает — и это крайне важно — с ростом населения, который начался, разумеется, еще прежде, но достиг катастрофических размеров именно в этот период. Поэт уже не может с гордостью сравнивать себя с матерью, дающей жизнь; и свои творения он уже не предлагает обществу в качестве его новых членов. Поэт вынужден изменить свое лицо. К чему, в сущности, сводится новый акцент на индивидуальную экспрессию, на стихийность, спонтанность, мгновенность творчества? В двадцатом веке не только художники…

Тревор снова умчался на кухню. Мэриан, все более приходя в отчаяние, рассматривала куски мяса на своей тарелке. Может быть, спрятать их под скатерть? Но потом их все равно найдут. Тогда — в сумку? Но сумка лежала слишком далеко. Не упрятать ли мясо за пазуху или в рукава?..

— …разбрызгивают краску по холсту, достигая своего рода творческого оргазма, но и некоторые писатели видят в творчестве подобный процесс…

Она под столом толкнула ногой Дункана. Он вздрогнул и поднял глаза. Взгляд их сначала ровно ничего не выражал, но через секунду оживился и сделался удивленным.

Она очистила от соуса кусочек мяса, взяла его пальцами и бросила; кусочек пролетел над свечами, и Дункан поймал его, положил на тарелку и начал резать. Мэриан принялась очищать от соуса второй кусок.

— … и уже не уподобляют его деторождению; длительное обдумывание и вынашивание литературных произведений ушло в прошлое. Акт природы, которому современное искусство решило подражать, или, точнее, вынуждено подражать, есть не что иное, как соитие.

Мэриан метнула следующий кусок мяса — он был пойман столь же ловко. Не проще ли будет поменяться тарелками? Нет, опасно: могут заметить, ведь Дункан уже кончил есть, когда Тревор выходил из гостиной.

— Нам нужен катаклизм, — продолжал Фиш. Он почти декламировал, голос его звучал все громче и как будто подымался к самой кульминации. — Катаклизм. Гигантская эпидемия чумы или сверхмощный взрыв — то есть что-то, способное стереть с лица земли миллионы людей и почти полностью уничтожить цивилизацию; тогда деторождение снова станет необходимым и мы сможем вернуться к племенному образу жизни, к старым богам, черным, как земля, — к богине земли, богине воды, богине рождения, роста и смерти. Нам нужна новая Венера, плодоносная Венера тепла, развития, зарождения, новая Венера, с огромным животом, полная жизни, способная породить новый мир во всем его многообразии и щедрости, новая Венера, подымающаяся из волн морских…

Фишер решил подняться на ноги — очевидно, для того, чтобы подчеркнуть или продемонстрировать подъем Венеры из волн морских. Он уперся руками в карточный столик, ножки которого тут же подогнулись; тарелка Фиша скользнула ему на колени. Кусок мяса, который Мэриан как раз в этот момент швырнула через стол, угодил Дункану в голову, отскочил и упал на пол, на груду диссертационных черновиков.

Тревор, появившийся на пороге с мисочками фруктового салата в руках, стал свидетелем этой сцены. Рот его беззвучно открылся.

— Наконец-то я понял, чем я хочу быть! — раздался голос Дункана во внезапно наступившей тишине. Он безмятежно разглядывал потолок, не отирая с виска сероватое пятно соуса. — Амебой!

Дункан обещал немного проводить Мэриан: ему требовалось подышать свежим воздухом.

К счастью, сервиз Тревора не пострадал, хотя соусы и разлились — и, когда стол вновь установили и Фишер, бормоча, угомонился, Тревор великодушно позабыл весь инцидент; однако за десертом (фруктовый салат, персики фламбе, кокосовое печенье, кофе и ликеры) он разговаривал с Мэриан уже не так сердечно, как в начале обеда.

Шагая по хрустящему снегу тротуара, они говорили о том, что Фишер выловил лимон из своей полоскательницы и съел его.

— Конечно, Тревору это не нравится, — сказал Дункан. — И я ему уже говорил, что, если ему это не нравится, не надо класть лимон в полоскательницу Фиша. Но он желает делать все как положено, хотя и понимает, что старается зря. Обычно я тоже съедаю лимон из своей полоскательницы, но сегодня удержался: ведь у нас была гостья.

— Все было очень… занятно, — сказала Мэриан. Она думала о том, что за целый вечер никто не проявил ни малейшего интереса к ее персоне и не задал ей ни одного вопроса, хотя соседи Дункана как будто пригласили ее, чтобы поближе познакомиться с ней. Впрочем, теперь Мэриан понимала, что ее пригласили в качестве нового слушателя.

Дункан смотрел на нее с сардонической усмешкой.

— Теперь ты знаешь, каково мне с ними живется.

— Можно снять другую квартиру, — сказала она.

— Нет уж. Все-таки мне здесь нравится. Да и кто еще будет так заботиться обо мне? Когда Фиш и Тревор не заняты своими хобби и не разглагольствуют, они очень много возятся со мной. Они так заняты становлением моей личности, что самому мне не приходится этим заниматься. И они наверняка помогут мне превратиться в амебу.

— Дались тебе эти амебы! Чем они тебя привлекают?

— Они бессмертны, — сказал он, — а также эластичны и не имеют формы. Быть личностью ужасно сложно.

Они подошли к вершине асфальтового ската, который вел на бейсбольное поле. Дункан сел прямо на заснеженный бортик и закурил. Холод словно вовсе на него не действовал. Она села рядом. Он не сделал движения, чтобы обнять ее, и она сама обняла его.

— Дело в том, — сказал он, помолчав, — что мне недостает чего-то настоящего в мире. Чего-то реального и прочного. Я знаю, что все не может быть таким, но хоть что-нибудь-то есть… Доктор Джонсон доказывал реальность мира, пиная ногой камень, но я же не могу все время пинать своих соседей. И своих профессоров. Тем более что и моя нога тоже в известном смысле нереальна.

Он бросил в снег окурок сигареты и зажег другую.

— Я думал, может, ты окажешься реальной? То есть если я с тобой пересплю. Сейчас-то ты, конечно, для меня не существуешь: одна одежда, сплошная шерсть — джемперы, свитера, пальто. Иногда мне кажется, что ты вся насквозь шерстяная. Хотелось бы убедиться в обратном…

В этом желании Мэриан не могла ему отказать. Она-то знала, что она не вся насквозь шерстяная.

— Хорошо, предположим, — сказала она задумчиво. — Но ко мне пойти нельзя.

— Ко мне тоже, — сказал Дункан, не выказав ни удивления, ни радости по поводу ее возможного согласия.

— Наверно, придется пойти в гостиницу, — сказала она, — и сказать, что мы муж и жена.

— Ни за что не поверят, — сказал он печально. — Я не похож на женатого. Меня все еще спрашивают в барах, исполнилось ли мне шестнадцать.

— А у тебя нет свидетельства о рождении?

— Было, но я его потерял. — Он повернул голову и поцеловал ее в нос. — Давай пойдем в такую гостиницу, где не станут спрашивать, женаты мы или нет.

— То есть… ты что же, хочешь, чтобы я выступила в роли проститутки?

— А что в этом такого?

— Ну нет, — сказала она с некоторым возмущением. — Я просто не сумею.