– И риск оправдался.
– Я же говорил, что я счастливчик. – Иверсон снова отпил из стакана. – Приятель, это вкусней всего, что мне случалось пить в жизни. Что, кстати, тут намешано?
– Только вода. Ледниковая вода. Очищенная, само собой.
Иверсон медленно кивнул и поставил стакан рядом с кроватью.
– Больше не хотите пить?
– Нет, спасибо. Прекрасно утоляет жажду.
Клавэйн поднялся:
– Вот и хорошо. Отдохните немного, Эндрю. Если вам что-нибудь понадобится – что будет в наших силах, – только позовите.
– Непременно так и сделаю.
Клавэйн улыбнулся и направился к двери, отметив явное облегчение Иверсона от того, что допрос закончился.
Но Иверсон не сказал ничего компрометирующего, напомнил себе Клавэйн. И его реакция полностью соответствует той слабости и растерянности, какую любой человек чувствовал бы после столь долгого сна – или смерти, в зависимости от того, как определить период, который он провел в заморозке. Было бы несправедливо считать, что Иверсон как-то связан с гибелью Сеттерхольма, только из-за нескольких трудноразличимых бороздок, процарапанных во льду, при малой вероятности того, что Сеттерхольм действительно был убит.
И все же Клавэйн остановился, перед тем как выйти.
– И еще один вопрос, Эндрю… Просто меня кое-что беспокоит, и я подумал, не сможете ли вы помочь.
– Продолжайте.
– Вам что-нибудь говорят инициалы ИВГ?
Иверсон задумался на мгновение, а потом покачал головой:
– Простите, Невил. Ваша задачка мне не по зубам.
– Ну что ж, это был выстрел наудачу, – сказал Клавэйн.
К утру Иверсон настолько окреп, что отправился на прогулку. Он пожелал осмотреть всю базу, а не только ту ее часть, что занимали сочленители. Ему хотелось своими глазами увидеть повреждения, о которых он только слышал, и прочитать список погибших, старательно составленный Клавэйном и его друзьями. Клавэйн не спускал с него глаз, прекрасно понимая, к какой душевной травме способен привести подобный опыт. Иверсон отлично справлялся, но это могла быть только видимость. Машины Галианы были способны многое рассказать о том, как функционирует мозг Иверсона, однако даже им не хватало степени разрешения, чтобы отобразить его эмоциональное состояние.
Между тем Клавэйн старался ничего не говорить Иверсону о сочленителях. Он не хотел шокировать Иверсона в такой щекотливый момент, не хотел разрушать иллюзии американо, считавшего, что его спасла группа «обычных» людей. Однако все оказалось проще, чем ожидал Клавэйн, поскольку Иверсон на удивление мало интересовался той частью истории, которую он пропустил. Клавэйн даже рассказал ему, что «Сандра Вой» – это, по существу, корабль беженцев, спасающихся от последствий войны между разными группировками человечества в Солнечной системе. Но Иверсон лишь кивнул, не пытаясь вытянуть из Клавэйна подробности этой войны. Пару раз Клавэйн нечаянно упомянул о Транспросвещении – достигнутом сочленителями состоянии общего сознания, но Иверсон проявил такое же полное отсутствие любопытства. Он даже ни разу не спросил, как выглядит корабль. Клавэйн ожидал совсем другого.
Впрочем, были и положительные результаты.
Иверсон, как выяснилось, пришел в восторг от Фелки, а она, в свою очередь, была обрадована его появлению. Возможно, этому не стоило удивляться: Галиана и все остальные помогали Фелке вырастить новые нервные цепи, необходимые для нормального взаимодействия с другими людьми; добавлялись новые слои взамен прежних, не работавших должным образом… Но за все это время она не встретила ни одного человека, которого бы не видела прежде. И вот появился Иверсон: не только новый голос, но и новый запах, новое лицо, новая манера поведения – поток впечатлений для ее изголодавшихся мыслительных алгоритмов. Клавэйн видел, как оживлялась Фелка, когда к ней входил Иверсон, как с явным удовольствием переключала на него все внимание. И сам Иверсон, казалось, с огромной охотой играл с ней в игры, утомлявшие остальных, участвовал в своего рода умственных соревнованиях, которые так обожала Фелка. Клавэйн видел, как оба они погружаются в сосредоточенные размышления, как Иверсон корчит притворно огорченные или – в тех редких случаях, когда ему удавалось выиграть, – преувеличенно торжествующие гримасы. Фелка отвечала тем же, и ее лицо становилось более живым, более человеческим, чем представлялось возможным Клавэйну. В присутствии Иверсона она говорила больше, чем обычно, грамматически более правильными фразами, чем те разрозненные обрывки речи, которые научился распознавать Клавэйн. Это было похоже на то, как внезапно раскрывается трудный, вечно отстающий ученик рядом с опытным учителем. Клавэйн припомнил, как спас Фелку на Марсе и как тяжело было представить, что она вырастет в кого-то, похожего на нормального взрослого человека, настолько же чуткого к чужим ощущениям, как и к своим. Теперь он почти поверил в это… Но пройденной половиной пути она была обязана скорее Иверсону, чем ему самому.
Позже, когда и Иверсон устал он бесконечных просьб поиграть, Клавэйн тихо сказал ему, отведя в сторонку:
– Вы с ней подружились, да?
Иверсон пожал плечами, словно это не имело для него большого значения:
– Да, она мне нравится. Мы оба любим одни и те же игры. Если это кому-то мешает…
Должно быть, он почувствовал раздражение Клавэйна.
– Нет, никому не мешает. – Клавэйн положил руку ему на плечо. – Хотя это не просто игра, и вы должны признать…
– Это очень увлекательный случай, Невил.
– А я и не спорю. Мы высоко ее ценим. – Он поморщился от мысли, как похожи его слова на одно из привычных равнодушных утверждений Галианы. – Но я несколько озадачен. Вы вернулись к жизни после продолжавшегося сто лет сна. Мы прилетели сюда на корабле, который люди вашей эпохи не сочли бы возможным даже в отдаленном будущем. За последнюю сотню лет мы пережили огромные социальные и технологические перемены. Кое-что важное о себе я вам еще не рассказал. А кое-что важное о вас я даже не могу вам рассказать.
Иверсон опять пожал плечами и посмотрел вдаль мимо Клавэйна. Должно быть, его взгляд скользил через километры льда к белому горизонту Диадемы, не находя, за что бы зацепиться.
– Я просто воспринимаю ситуацию шаг за шагом, вот и все. Признаться, меня не очень интересуют технические новшества. Уверен, ваш корабль в самом деле прекрасен, но… Это всего лишь прикладная физика. Всего лишь изобретение. Возможно, в основе вашей двигательной установки лежат какие-то новые принципы, но если так, это просто усовершенствованный вариант чего-то уже слишком сложного, чтобы с него начинать. Вы преодолели световой барьер, да? – Он тщательно изучал выражение лица Клавэйна. – Нет, не думаю. Может быть, вы…
– Так что же именно вас интересует?
Казалось, Иверсон засомневался, стоит ли отвечать, но когда заговорил, у Клавэйна не возникло сомнений в том, что он говорит правду. В его голосе неожиданно появился миссионерский пыл.