(без) Право на ошибку - читать онлайн книгу. Автор: Дарья Вознесенская cтр.№ 46

На должность жертвы.

Я вздохнула, решительно зашла в здание и пересекла холл. Мне не нужно было сопровождение, я и так все прекрасно помнила — даже слишком. И пропуск у меня был, об этом позаботились заранее.

Поднялась на нужный этаж и даже не обратила внимание на дежурную улыбку секретарей. Секретари были другие — а улыбались как прежде. Я лишь кивнула и прошла в приемную Веринского. А потом и в его кабинет. С размаху, с разбегу — иначе сбежала бы на трясущихся ногах.

Не знаю, что меня так трусило. Не знаю, зачем я вдруг решила объясниться. Или не объясниться, а увидеться. Может потому, что поняла, что я не единственная, пострадавшая в этой войне. И пусть именно Миша стал во многом причиной моих страданий, все, что он делал последнее время заслуживало, по меньшей мере, определенного уважения.

И да, объяснений.

Закрыла дверь и оробела.

От его вида за столом, такого привычно-непривычного. От его взгляда. От двойственности ситуации.

Я играла уверенность — играла свою роль хорошо.

А у самой ноги подкашивались и внутри дрожало все мелко-мелко.

Не знаю, чего я боялась. Скорее всего, себя. Но я не собиралась отступать. И правда решилась. Решила поднять со дна всю ту муть, что осела там за несколько лет. Пусть. Пусть снова забьет мне глотку и глаза — я знала, что потом придет облегчение. Я должна была это сделать, сделать так, чтобы Горильский получил по заслугам.

Должна была поддержать Мишу.

Да, я одна боролась со своими демонами. Долго. Упорно. И поборола не всех. Но это вовсе не значило, что я хочу оставить его одного бороться со своими. В чем-то я готова была ему помочь — даже если эта помощь не слишком-то была важна и нужна для дела.

Она была важна для меня. И для него.

Я понимала, что должна избавиться от старого, чтобы впустить новое в свою жизнь. Понимала, что судьба перестала брать и начала давать именно тогда, когда я сама, лично, начала отпускать. Все и всех. Когда окончательно осознала себя новым человеком. Который живет Любит. Которому не все равно. Который готов нести в мир что-то более приятное, чем боль и наказание.

Нет, я не стала снова добренькой и хорошей для каждого. Это была бы уже не я — зачем возвращаться к тому, что давно уже осталось в прошлом? Мне нравилось то новое, что я ощущала в себе. Мне нравилась та женщина, которую я видела в зеркале. Мне нравилось, что я и была этой женщиной. И что я снова хотела и ждала чего-то… Чего-то большего, чем у меня было.

С Володей я познакомилась случайно. До смешного просто — отправила Раду гулять с Тамарой, а сама побежала по мамским делам — справку забрать, купить памперсы, игрушек каких-то, книг. В аптеку. Хорошо хоть в пределах одного торгового центра. Выбегала из лифта на стоянке — Тома не звонила, но я тогда еще с напрягом их оставляла одних, торопилась. И, что закономерно, когда не смотришь по сторонам, врезалась в кого-то так, что мои пакеты полетели в разные стороны.

Я и сама едва удержалась на каблуках. Точнее, меня удержали. А я невольно вдохнула дорогой парфюм, оценила гладкость кашемирового мужского пальто и сама же про себя рассмеялась.

Ну не глупость ли?

Мне помогли собрать пакеты и сгрузить их в машину. А потом и попросили телефон, который я дала впопыхах, просто не веря, что кто-то может заинтересоваться женщиной, таскающей памперсы. Но он позвонил. И умудрился развеселить меня по телефону. А потом осторожно поинтересовался, действительно ли у меня нет обручального кольца или это, буквально, «пальцы распухли после родов» и я не могу пока его носить?

Я долго хохотала. Почему-то мне было ужасно смешно. А потом согласилась встретиться.

Выпить кофе.

Вместе прогуляться в сквере.

Сходить все в тот же торговый центр, но уже изображая примерную семью. И я упивалась в тот день ощущением нормальности.

У меня ведь не было «нормальной» семьи, взросления, первой любви, которая платоническая, которая в розовых мечтах и дрожащих пальцах, бабочек в животе и первых поцелуев. Не было нормального брака, нормальной беременности. Нормальных взаимоотношений с мужчинами. И сейчас все казалось очень непривычно, не просто социально приемлемо, а по-взрослому правильно, как должно. И я просто радовалась, что этому нашлось место и в моей жизни.

Нет, я отдавала себе отчет, что Володя, хоть сколько он ни был бы замечательным, не вызывает во мне и части тех эмоций, которые раздирали при мысли о Веринском. Но я также отдавала себе отчет, что все меняется, что все можно выстроить — и пусть даже не с ним, но с другим мужчиной. И я вполне могу получить свое женское счастье, полноценную семью.

Я не делала Володе громких заявлений по поводу собственной неполноценности, но не скрывала ни статуса «разведенки», ни откуда Рада. Остальное он додумывал сам — не идиот. И если уж придет то время, когда мы станем друг другу близки, то спросит подробности.

Но сейчас я сидела перед Веринским и понимала — пройдет еще много времени, прежде чем я действительно смогу жить отдельной жизнью. Отдельной даже в мыслях. О другим мужчиной.

Раньше даже проще было — я его ненавидела, он был где-то далеко. Можно было с легкостью затыкать пасти голодным псам, что выли у меня внутри, затыкать сколько угодно долго. А сейчас, когда мы снова столкнулись, как два метеорита, и разлетелись на осколки, и снова вынуждены были собирать себя заново — в каких-то аспектах быстрее, в каких-то медленней — сейчас было сложнее.

Но мне ли бояться сложностей? После них, зато, жить становится проще.

Именно потому я говорю ему то, что говорю. Что он прощен. Что моя вина тоже есть — пусть мне и сложно это признать.

И что это ничего не даст.

И искренне верю в это. В свои слова и свою правоту. Но меня почему-то отравляет один только факт что на мгновение в его глазах вспыхивает такая боль, что дыхание перехватывает.

Потому я ухожу, бегу практически — так быстро, насколько это вообще возможно.

Осознание, что ему больно, что он страдает, гонит меня прочь. Я понимаю, что он справится, так же, как справилась когда-то я. И справляюсь сейчас. Это Веринский. Мужчина, в которого я влюбилась за его силу. За звериные инстинкты, позволяющие ему выжить любой ценой при любых обстоятельствах. Найти пятый угол в четырехугольной комнате.

Но почему же тогда его боль на то мгновение, что я видела, стала вдруг моей? Огненным росчерком пронеслась по внутренностям, оставляя тянущее чувство незаживающей раны?

Возвращаюсь в отель, где уже агукает переодетая и наевшаяся малышка и заваливаюсь с ней на постель, отправив помощницу в соседний номер. Тискаю кроху, которая меня начала узнавать и даже неловко улыбаться. Широко открывать глаза на мои простейшие действия и прибаутки, на то, как я дую на ее пальчики, как щекочу животик. Она немного отстает в развитии, не может всего того, что положено детям в ее возрасте, но я знаю, это все наживное, что она у меня умница и красавица.