В один из февральских дней Пастух, возглавлявший оборону Грозного, собрал на военный совет всех полевых командиров и объявил:
— Будем прорываться. Наш агент из штаба федералов согласился за сто тысяч долларов указать наиболее слабое место в обороне войск. Через трое суток идем на прорыв.
Все полевые командиры оживленно загалдели, слова Пастуха ни у кого не вызвали ни малейшего сомнения в успехе. Ведь уходили боевики в прошлую войну и из Буденновска, и из Первомайского... Значит, действительно кто-то помогает.
Радуясь своей удаче, чеченцы даже предположить не могли, что их агент давно раскрыт и теперь штаб федеральных войск готовился к реваншу, назвав предстоящую операцию «Охота на волков».
Добравшись в расположение своего отряда, Гонза Хо-лилов неожиданно ощутил неописуемое чувство страха. Так страшно ему не было ни под бомбежкой, ни под артобстрелом. Инстинкт самосохранения кричал об опасности.
В ночь, когда все силы чеченцев были собраны в единый кулак, Гонза объявил себя контуженым и сообщил бойцам, что его понесут рабы. Два десятка измученных непосильным трудом людей должны были нести деревянный щит, на котором лежал Джавдет, сжимая в каждой руке по автоматическому пистолету Стечкина.
Боевики, подобно ртутной массе, бесшумно вылились из городских руин, просочились через позиции федеральных войск и выплеснулись на открытое пространство поля, за которым был путь к спасению — в горы. Но, как только последние боевики просочились через позиции армейцев, им в спину ударили автоматы и гранатометы, в небе вспыхнули десятки осветительных ракет. Стало светлее, чем днем.
Принимать бой было равносильно смерти, выход был один — через поле в горы. И боевики рванули что есть сил, безумно крича, стараясь не столько себя подбодрить, сколько заглушить страх смерти.
Дикая орда с воем неслась по полю, засыпанному миниатюрными противопехотными минами, которые, взрываясь, отрывали наступившие на них ступни. Но сейчас на пострадавших никто не обращал внимания. Хлопки противопехотных мин глушили разрывы шрапнельных снарядов и визг проносящихся над головой пунктиров трассирующих пуль.
Вжавшийся в доски щита Гонза ошалело наблюдал, как из его упряжки исчезает то один, то другой раб, наступивший на густо разбросанные мины.
— Быстрее, быстрее, быстрее!
Его не зацепила ни шальная пуля, ни осколок шрапнели, рабы вынесли в безопасное место. Их осталось шестеро, еле передвигающих ноги и тяжело дышащих полулюдей. Спустившись с носилок, Джавдет тут же разрядил в них оба пистолета: зачем ему эти доходяги?
Из общего количества прорвавшихся в живых осталась лишь четверть. Многие погибли, многие были покалечены. Пастуху тоже не повезло, мина оторвала ему ступню правой ноги. Отряд Джавдета насчитывал всего семьдесят три человека, при этом из тяжелого вооружения уберечь ничего не удалось.
Звезда военного счастья для Гонзы закатилась. Его отряд принимал участие в нескольких засадах, при этом количество людей постоянно сокращалось. А после последней операции по захвату пленника их осталось всего около трех десятков, которые подчинялись своему командиру в силу привычки. Но так не может продолжаться вечно...
Открыв глаза, Джавдет снова приложился к трубке и сделал глубокую затяжку. Гашиш его уже не брал — слишком много было тревожных мыслей.
— Я уже не бригадный генерал и даже не полевой командир, — вслух размышлял Гонза. — То, что у меня осталось, у Бабая называется группой. Конечно, я лично знаком с президентом и даже допущен в святая святых, бункер. Но что я стою, если за мной нет реальной силы? Ушастый запросто может отдать меня на заклание Пастуху или Бабаю, они оба имеют на меня зуб. Какой же выход?
Федералы предлагают сдаваться тем, на ком нет крови, а на мне ее хватит на десять пожизненных заключений. ФСБ это знает, поэтому закосить под дурачка не получится, выведут на чистую воду...
Мысли Джавдета неожиданно переключились на Ростов. Там, в тайнике, было спрятано триста тысяч баксов. Деньги немалые. Но как их оттуда взять? Самвел, не поделивший с конкурентами территорию, уже год, как гнил под гранитной стелой памятника.
Сейчас из сложившейся ситуации он, Гонза Холилов, видел единственно правильное решение...
В горах темнеет рано, наступившие сумерки быстро сгущались, смешиваясь с киселем тумана и создавая бархатную черноту ночи.
Гонза не стал дожидаться темноты. Выбив из трубки еще тлеющий табак, он затоптал его в землю, сунул трубку и зажигалку в шкатулку, которую, закрыв, положил в нагрудный карман. Поднявшись, он сложил плащ-палатку и, отряхнувшись, не спеша направился к входу в штольню.
Появившаяся мысль, по мнению Джавдета, была спасительной, судьба подбрасывала ему дополнительный шанс выйти сухим из этой кровавой жизни.
...Зеленый чай был слегка теплым и горьковатого вкуса, набухшие в кипятке листья распустились, создав на дне пиалы причудливый орнамент.
Вот уже три часа алжирец Бабай и его гость Тимур, поджав под себя ноги, сидели на ковре и пили из больших, белых, расписанных по бокам арабскими письменами пиал зеленый чай. За все это время они не произнесли ни единого слова.
Тимур, как гость, не мог первым нарушить молчание. А Бабай был слишком погружен в свои мысли. После тяжелого ранения Пастуха он практически стал среди боевиков командиром номер один. У него был авторитет, большой отряд, в большинстве своем состоявший из арабских наемников-профессионалов. Он получал из-за рубежа деньги, амуницию, оружие, медикаменты. Но так было только внутри повстанцев, для деловых кругов Запада главным по-прежнему оставался президент, а он был всего лишь наемником, он даже не чеченец.
А алжирцу Абдуллу Камалю по прозвищу Али-Баба, или короче Бабаю, ох, как надо было это признание. Он мечтал, что рано или поздно его признают главным борцом за веру. Но он по-прежнему оставался лишь наемником, хотя и очень опасным. Все попытки подмять под себя Ушастого (сделать его марионеткой, выполняющей чужие приказы) проваливались. Президент, не имея реальной силы, тем не менее не желал плясать под чужую дудку. Время от времени он покидал свое убежище и направлялся в горы, где нет федеральных войск, чтобы продемонстрировать народу себя.
Вот и сегодня Ушастый покинул бункер, сейчас Бабай думал о том, что ему выгодней — жизнь президента или его смерть. Отхлебывая из пиалы остывший чай, он то и дело поглядывал на Тимура.
План, задуманный этим молодым человеком, кроме оригинальности, нес в себе еще практическую пользу. Пользу для повстанческого движения, но Абдулл еще не знал, какую он может получить выгоду непосредственно от реализации этого плана. Как бы там ни было, нельзя оставить без внимания и самого автора этого плана. Умный, хорошо подготовленный разведчик давно адаптировался в Москве, вхож в деловые и политические круги столицы России. При правильном подходе вырисовываются грандиозные перспективы его использования, особенно, если задуманный план удастся.