— Ягайло, конечно, подлец, — не дождавшись от сына ответа, начал Димитрий Иоаннович, — но трусом его не назовёшь. Смотри, не побоялся Панове, занял королевское кресло. Нет, Ягайло давно вёл тайные переговоры с Мамаем. Они хотели разбить нас, поделить Московию, а Новгород с Псковом Ягайло дополнительно ещё брал себе. Так тебе ответил Витовт? — спросил князь, внимательно глядя на сына.
— Нет. Он сказал только о Новгороде.
— Схитрил князь. Ну да ладно. Насчёт позиции Мамая. Откуда Ягайло, не видя поле предстоящего боя, мог знать о выборе Мамаем позиции? Он рвался в этот бой, связывал с ним многие свои надежды. Но нашлись люди, которые не дали ему ударить нам в тыл.
— А если бы он успел? — поинтересовался Василий.
Князь задумчиво покачал головой, потом ответил:
— Всё равно — нет. Если сказать по правде, то помог в победе преподобный Сергий. Это ему явилось видение, и он понял, что мы победим. Небо было за нас. Я даже помню, что Сергий написал мне: «... чтоб еси, господине, таки пошёл, а поможет те Бог и Пресвятая Богородица». Я потом у него спросил, почему он был так уверен в победе. «Видение было мне», — ответил он. А к князю, который помог отговорить Ягайла, мы с тобой съездим. Только я слышал, что он сильно болен. Ладно, сын. Я чё-то утомился, пойду прилягу.
Сделав несколько шагов, он остановился.
— Ты выбрось из головы эту Софью. Ни в жись, понял? Пока я жив... Я те сам найду... А бояр да воевод вели собрать, — повторил он. — Двух дён хватит?
Василий ответил:
— Хватит. А Фёдора да рязанского епископа Иона позову завтра.
Первым появился епископ, ярый приверженец единовластия на Руси. Князь встретил его с распростёртыми объятиями. Не успели они обменяться словами, как появился Фёдор Кошка.
— Хорошо, что вы собрались, я хочу вынести на ваш совет один очень важный вопрос. — Великий князь рукой указал им на кресла. Лицо его отчего-то покрылось испариной, он достал платок и вытерся им. — Хочу узнать ваше мнение.
Все внимательно смотрели на него, заинтригованные его словами.
— Я хочу, — повторил он, — благословить своего старшего сына Василия великим княжением Владимирским.
Эти слова прозвучали словно удар грома.
— Наконец-то, великий князь, — с дрожью в голосе молвил Фёдор Кошка.
— Благословляю тя, сын мой, на этот великий подвиг, — пробасил Иона.
А назавтра светлица полнилась боярами, князьями, воеводами. Появился князь. Одет, словно шёл на благословение. За ним следовал Василий, так же одетый, как и отец. Князь подошёл к своему месту, но не сел. Обвёл всех присутствующих взглядом. Потом повернулся к епископу. Тот кивнул ему головой. Димитрий Иванович взял со стола лист бумаги и протянул его Фёдору Кошке.
— Читай! — приказал он.
Фёдор взял листок, откашлялся и начал:
— По благословению отца нашего, епископа Ионы, я, Димитрий Иванович, великий князь Московский, Владимирский, Суздальский... объявляю сим, что благословляю старшего сына Василия великим княжением Владимирским...
В светлице воцарилась тишина. Всех удивили слова: «Благословляю... на великое княжение Владимирское, своего сына...» А Орда? Орда?! Да нет её больше. Осталась она на Куликовом поле! Светлица взорвалась восторгом! Вот она, блеснула наконец свобода!
Несколько дней были очень напряжёнными. Дмитрий Иоаннович словно хотел догнать упущенное время. В этот день, как обычно, сходили на заутреню. Димитрий Иоаннович еле достоял до окончания службы, в едальню он вообще не пошёл. Княгиня встревожилась. Оставив детей в едальне, она прошла в покои князя и увидела его на кровати. Князь был одет, ноги, обутые в сапоги, касались пола. Он лежал почти поперёк кровати, грудь его была раскрыта.
— Димитрушка, милый, — она подскочила к кровати и опустилась на колени, — чё с тобой?
— Да, прости, матушка. Грудь чё-то... — и погладил её рукой.
— Щас я лекарей соберу, — и, поднявшись, метнулась к двери.
Вскоре послышался её встревоженный голос:
— Лекари, к князю!
И вот лекари собрались у постели больного. На совете к единому мнению, как лечить, не пришли.
Потом лекари удалились и вернулись каждый со своим настоем. Дали князю выпить первый настой. Вроде полегчало. Он даже повеселел.
— Придётся те, Евдокиюшка, ещё раз...
Но не договорил. Застонав, схватился за левый бок.
От второго настоя князь уснул. Но дыхание его стало каким-то прерывистым, свистящим. Будить его никто не решался, считалось, что сон — лучший лекарь. Когда князь проснулся, почувствовал себя легче. Евдокия всё это время истово молилась. Ночью лекари разошлись по углам, им принесли кресла, а Евдокия легла на краешек постели рядом с князем.
С середины ночи Димитрий стал стонать. Пиявки не помогали. Дали зелье. Стоны усиливались, он постоянно поглаживал грудь. Но вскоре князь затих и открыл глаза. Евдокия взяла его за руку. Он болезненно улыбнулся:
— Евдокиюшка, прости, коли чё, милая. Да позови сыновей моих да бояр. Купечество да мастеровых не обидь.
Слух о тяжёлой болезни Димитрия Иоанновича распространился мгновенно. Бояре, народ в тревожном ожидании заполнили хоромы, двор. В опочивальне у кровати сидела княгиня, держа руку Димитрия. Стояли возле матери сыновья: Василий, Юрий, Андрей, Иван, а на руках кормилица держала недавно родившегося Константина. За ними, отступив шага на два, бояре: Димитрий Михайлович Волынский, Кошкины и многие другие.
Лекари и Евдокия осторожно подняли великого князя, чтобы посадить его. Княгиня причесала его чёрные волосы, поправила бороду. Заговорил князь тихо. Все, затаив дыхание, слушали его.
Глядя на сыновей, говорил им:
— Бояр своих любите, честь им достойную воздавайте...
Потом, переведя дыхание, обратился к боярам:
— Вы знаете, какой мой обычай и нрав, родился я при вас, при вас вырос, с вами царствовал, воевал вместе с вами...
Тут он вдруг как бы задохнулся. Лекарь дал ему воды. Княгиня хотела было его положить, но он хотел договорить:
— Противникам был страшен, поганых покорил, великое княжение своё сильно укрепил... всех любил, в чести держал... называл вас князьями земли моей, — он замолчал и закрыл глаза. Так посидев некоторое время, не открывая глаз, тихо прошептал: — Пущай все уйдут. Ты, Евдокия да Василий... — он опять замолчал.
Княгиня поднялась и поклонилась всем присутствующим. Люди стали выходить. Князь на мгновение открыл глаза. Потом прошептал:
— Ты, Василий... верни Кипри... — он задохнулся и закашлялся. Когда прошёл кашель, зашептал: — Ты, Василий, Соф...
К нему подступили лекари. По их испуганному виду Василий понял о пришедшей беде и тревожно взглянул на мать. Лицо её было мертвенно-бледным.