– Вы и не могли меня видеть. Я весь день была в бегах,
а когда добралась до номера, сразу же легла в постель.
– Великолепное времяпрепровождение, – заметил он
игриво, протянул руку к карте вин и заказал сухое белое бордо, терпкое, крепкое
и необыкновенно душистое. Она никогда не пила ничего подобного. Кроме всего
прочего, Филипп разбирался и в винах!
Они ели омаров, на сладкое подали шоколадный мусс, затем по
маленькой чашечке кофе-эспрессо. А потом он и вовсе удивил ее, заказав что-то
под названием «Грушовка».
– Что это?
Принесли нечто похожее на газировку, но первый маленький
глоток обжег рот пикантным вкусом груши. Филипп улыбнулся, наблюдая за
выражением ее лица.
– Это грушевое бренди. Я вижу, миссис Харпер, вам надо
провести некоторое время в Европе. Вы давно там не были?
Она улыбнулась далеким воспоминаниям. Она не была там со
времен их последней поездки с Томом.
– Давно. Раньше я ездила со своими родителями, но с тех
пор много воды утекло. Я не была там, – она немного подумала, – более семи лет.
Но тогда я была совсем молодая, и никто не предлагал грушевого бренди.
Том наверняка не подозревал о существовании «Грушовки», его
вполне устраивало немецкое пиво. Она даже не могла уговорить его попробовать
«кир», или чинзано, или какое-нибудь местное вино, когда они путешествовали по
Италии и Франции. Только пиво.
– Между прочим, пейте осторожно. Это крепкая штука. –
Он произнес это заговорщическим тоном и ближе придвинулся к ней.
– Его иначе и нельзя пить, оно так и обжигает рот! Кейт
сделала маленький глоток и зажмурилась, но Филипп не выразил никакого беспокойства
по этому поводу. Он улыбался ей, закуривая «Данхил Монте-Кристо». Филипп Уэллс
был человеком со вкусом. Пока он зажигал сигарету, она посмотрела, что
происходит у него за спиной, и чуть не ахнула. Стала пристально вглядываться...
Нет, не может быть... Но она не ошиблась. Кейт не видела его двенадцать лет. Ее
отец!
– Что-нибудь не так? – Филипп вопросительно посмотрел
на нее сквозь голубой дымок. – Кейт?
Она кивнула, не глядя на него.
– Извините. Я увидела знакомого. Он почти не изменился.
Немного побелели волосы, и, пожалуй, чуть похудел. – С ним рядом сидела молодая
женщина почти ее лет. Где ее мать? Кто эта девушка?
Зачем ей это знать после стольких лет? Она совершенно забыла
о Филиппе, и он забеспокоился, увидев, как она побледнела.
– Кейт, вы хотите уйти? – Он подозвал официанта, не
дожидаясь ее ответа, но она только затрясла головой и быстро встала со стула.
– Я сейчас вернусь.
Это было безумие. Ей не надо подходить. Он будет над ней
смеяться. Пошлет к черту. Он... Но она должна подойти... должна... Она
чувствовала, что идет ровным шагом, и вот остановилась, глядя прямо на него.
– Отец!
В ее глазах стояли слезы. Он посмотрел на нее, потрясенный,
медленно встал, кинув быстрый взгляд на свою спутницу. Такой же высокий и
импозантный, как всегда. Затем перевел взгляд на Кейт. Она выросла и стала
вполне взрослой женщиной. Но он не протянул к ней руки. Они просто стояли,
разделенные столом и вечностью.
– Кейт.
Она кивнула, и слезы потекли по ее щекам. Но она улыбалась.
Его глаза тоже увлажнились. Он не находил слов.
– Я читал твою книгу.
– Да? – Вот оно что! Прочитал, но не позвонил, не
написал, не постарался как-то найти ее. Почему?
– Чудесная вещь. – Еще один поклонник. Нет, не так. Он
ее отец. – Кейт, прости меня за все. Мы... мы думали, что лучше не вмешиваться.
Было бы только труднее. Неловко.
Неловко? Боже мой, столько лет прошло, а он извиняется. Они
прочитали о Томе в газетах, знали, что с ней творится, но так и не протянули
руку. Кейт перестала плакать. Она видела, что ее отец хочет еще что-то сказать.
Он хорошо выглядел. Постарел, но возраст был ему к лицу. Она оказалась права.
Он был похож на Филиппа Уэллса. На мгновение мелькнула мысль, что отец тоже
преуспевающий неудачник. Кто эта девушка рядом с ним и что он делает в
Нью-Йорке?
– Я теперь живу в Нью-Йорке. – Он снова посмотрел на
девушку, потом на Кейт. – Ты тоже? – Он явно нервничал, и у Кейт отлегло от
сердца. Наконец. Все прошло.
– Нет. Я здесь просто по делам. На несколько дней, –
сказала она, чтобы не связывать их обязательствами снова с ней встретиться или
подыскивать предлог этого не делать. Должно быть, не совсем удобно иметь
знаменитую дочь, у которой оказался плохой вкус. Она перевела взгляд на
девушку. – Извините, что прервала ваш ленч. Мы просто давно не виделись.
– Я знаю. – Девушка говорила очень спокойно, но с
пониманием. Она хотела сказать Кейт, что сожалеет о случившемся, но это была не
ее проблема. Это их дело, пусть сами разбираются.
Отец снова почувствовал себя неловко. Женщина за его столом
была на три года моложе Кейт.
– Кейт, я... я хочу представить тебе свою жену. Эмес,
это Кейтлин.
Кейтлин... он все еще называл ее так. Кейтлин. Это имя
стояло на книге. Но эта женщина... эта женщина была его женой? До нее вдруг
дошло.
– Твоя жена? – Кейт посмотрела на него с изумлением. –
Вы с мамой развелись? – Боже, прошла целая жизнь – как будто на разных
континентах. Но отец медленно покачал головой.
– Нет, Кейт. Она умерла. – Он сказал это так тихо, что
она едва услышала его.
На какую-то долю секунды она закрыла глаза, потом открыла,
но не заплакала. Только кивнула:
– Понимаю.
– Я пытался найти тебя, дать тебе знать, но не нашел
твоих следов. – И тогда он вынужден был спросить: – А Том... Он...
Но она покачала головой и оборвала его:
– Нет, он жив.
– Извини. Это, должно быть, очень тяжело. Или... – Он
все еще помнил, что тогда писали в газетах. Но он не мог... Они писали...
Он почувствовал осуждающий взгляд своей молодой жены,
сидящей рядом. Он и Эмес часто спорили об этом, особенно после того как
прочитали книгу Кейт.
– Да, я все еще езжу к нему, отец. Он мой муж. – И она
с милой улыбкой повернулась к Эмес: – Извините за то, что я испортила вам ленч.
Эмес только покачала головой. Она хотела ближе познакомиться
с Кейт, стать ее другом. Господи, какими они были жестокими по отношению к ней!
Она не могла их понять, когда он пытался объяснить ей. Если он попробует так
поступить с их сыном, она попросту убьет его. Но он никогда так больше не
сделает. Он тоже это знал. Этот ребенок будет навсегда с ним.
– Я... ты должна... – Это было невыносимо: стоять
здесь, задавать вопросы, а на самом деле быть в качестве статиста в греческой
трагедии. – У тебя есть ребенок?