Дресс-код летучей мыши - читать онлайн книгу. Автор: Дарья Донцова cтр.№ 39

– Ананас? – повторил Кирилл. – В постели?

– Ага, – подтвердила я, – или манго, киви, черешню, клубнику. В зависимости от сезона. Поем, поглазею на одежду, косметику – и баиньки. Муж играет на компьютере в какую-то ужасную стрелялку! Монстры! Это его секрет. Неужели ты в кровати перед сном ничего не лопаешь?

– Ну… – замялся Кирилл, – ну…

– Только честно, – велела я.

– Немного виски употребляю, – ответил Лавров, – не думай, что я пьяница. Весь день на нервяке, постоянно народ вокруг, крепко держу себя в руках. Домой приезжаю поздно, завтра опять в мясорубку лезть. В душе помоюсь, в койку лягу, виски приму для расслабона, пальца на два налью в стакан и… Ржать не будешь?

– Никогда, – пообещала я.

– Люблю ванильную сладкую соломку, – разоткровенничался собеседник.

– Негламурно, – ухмыльнулась я, – Роман лакомится мороженым, лимонным, клюквенным, клубничным. Берет ведерко, и вперед! У каждого свой способ снять стресс, который за день набежал!

– Секс тоже неплохо, – хмыкнул Лавров.

– Так его никто не отменял, – улыбнулась я, – но потом хорошо ананас слопать.

– Верно, – согласился Лавров.

– Если тебе вместо ванильной ерунды предложат к виски шоколад, что ты скажешь? – прищурилась я.

– Я люблю соломку, – отрезал Кирилл, – мне плевать, что кто посоветует!

– Вот! – воскликнула я. – У каждого свой ритуал! В особенности у женщин. Одни по часу принимают ванну, потом обмазываются кремами. Правую ногу одним, левую другим, руки – третьим, про лицо молчу. Для него есть армия средств.

– Офигеть, – засмеялся Лавров. – Зачем они такой ерундой занимаются?

– А зачем ты соломкой хрустишь? – спросила я. – Так вот. Кристина в кровати всегда ела только торт или пирожное! Это ее соломка, как мой ананас и мороженое Романа. Она наслаждалась десертом, играла на айпаде в детские бродилки, ну типа: дракон украл принцессу, надо ее спасти.

– Прикольно, – сказал Кирилл.

– Но на тумбочке у ее кровати были объедки бутерброда с сыром, Кристя никогда не стала бы его перед сном есть! – объяснила я. – Вот что меня удивило, да я не отреагировала сразу должным образом. Глаза увидели, а мозг не понял, но изумился.

Лавров стал серьезным.

– Думаешь, она не ночевала в той спальне?

– Наверное, нет, – ответила я, – но кто-то постарался представить дело так, словно Кристя сбежала из-за вонючих духов. Постель, по словам Наташи, домработницы Барсовых, обрызгала Поросятина. Но Светлана не могла этого сделать. Она пропала. Думаю, Света убита. Нет сомнений, что она не нанималась приходящей прислугой в особняк Барсовых. Кто-то воспользовался ее именем.

Я быстро рассказала все, что узнала от Энн.

– Дворкина врет, – сделал вывод Лавров.

– Вот-вот, – кивнула я, – и возникает вопрос: кто устроил в гостевой комнате сцену под названием «Здесь спала Кристина»? Только кто-то из членов семьи. Посторонних поздно вечером в особняке не было.

– Кроме тебя, – напомнил Кирилл.

– Да, я тоже под подозрением, но зачем преступнице активно искать Кристину? Я могла спокойно уехать домой и более не появляться у Барсовых, – сказала я.

Лавров налил себе еще чаю.

– Порой убийцы стараются «помочь» следствию, а сами запутывают следы.

Я решила пропустить это заявление мимо ушей.

– Дворкина определенно что-то знает, она пыталась свалить вину на Поросятину. Возможно, была знакома со Светланой.

– Все это очень странно, – буркнул Кирилл. – Мои родители не много зарабатывали, и, когда до получки оставалось два-три дня, бабушка готовила блюдо, которое называлось тынц-мынц. Картошка, капуста, свекла, любые овощи тушатся с растительным маслом в кастрюле, еще туда идут все остатки из холодильника, что нашлось. Кусок сыра, «попка» колбасы, одна сосиска, готовые пельмени. Сочеталось несочетаемое. Полбанки сайры с огурцами! Свежими.

– М-да, – крякнула я.

– Не поверишь, но получалось вкусно, – засмеялся Лавров, – к блюду подавался черный хлеб, его обжаривали на подсолнечном масле, посыпали чесноком. Съедалось все это за пять минут. Вот все, что мы узнали о пропаже Кристины, напоминает мне тот тынц-мынц!

– Моя подруга сейчас не в спа, – сказала я, – у нее отобрали телефон, отправили ее матери эсэмэс. Текст убедительный, но фразу «даже Степке» Кристя не напишет. Я для нее Степашка, Степа, Степище, Козлик, масса вариантов. Но не Степка. Один раз в детстве она меня так за что-то обозвала, я жутко обиделась, заплакала и закричала: «Степка – это гадко!» Кристя бросилась меня обнимать и торжественно заявила: «Пусть меня пчела за нос укусит, если я еще раз тебя так обзову». Все. «Степкой» она меня не может назвать! Понимаешь?

– Женщин трудно понять, – усмехнулся Лавров, – они непредсказуемы. Я тебе просто верю. Кто в доме мог желать вреда Кристине? Анюта Олеговна?

– Никогда, – твердо ответила я, – и Виктор Николаевич исключается. Родители обожают дочь.

– Юра? – продолжал Лавров. – Ревновал предков к сестре? Парню доставалось меньше заботы, чем Кристине? Его ругали? Это в детстве. А сейчас предки дают Кристе деньги, а сыну говорят: «Мужчина должен сам свою семью обеспечивать»?

Я рассмеялась:

– Нет. Барсовы – замечательные родители. В подростковом возрасте никто не ангел. Но Анюта Олеговна никогда не повышала голоса на детей. Виктор Николаевич даже в самые мрачные времена много зарабатывал, сын и дочь получали все, что хотели. У Кристины и Юры прекрасные отношения.

– Прислуга? – спросил Лавров.

– Наталья Ивановна работает в доме много лет. Она и ее муж Никита верой и правдой служат Барсовым, – объяснила я, – они скорее члены семьи, чем обслуживающий персонал. Но они никогда не нарушают дистанцию. Наташа на «вы» со всеми Барсовыми, а они ей говорят «ты». Никита заходит в особняк, только когда его зовут что-то починить.

Лавров взял бутерброд с сыром.

– Остается Полина. Я проверил ее родителей. Сложность в том, что они жили в союзной республике. В прежние годы СССР был огромным единым государством. Получение сведений о том, кто живет, например, в Узбекистане, занимало больше времени, чем сейчас, интернета не было. Но милиция в республиках обменивалась информацией, все считали друг друга коллегами. Существовали трения между кагэбэшниками и милицией, они друг друга недолюбливали. Но если речь шла о поимке опасного преступника, тут ведомственные распри отбрасывались. Убитый ребенок – это такое ЧП! Думаешь, в советские времена не было педофилов, маньяков, убийц, садистов? Мой отец занимался особо важными делами. Когда он вышел на пенсию, много чего мне рассказал. И менты-взяточники существовали, и эксперты, которые могли с уликами нахимичить. Да и особенно стараться не приходилось. Привезли с места преступления окровавленную одежду, не поместили ее в спецшкаф. Забыли! На следующий день пришли на работу, ай-ай-ай! Все сгнило! Половина улик пропала. Дела в архиве крысы съедали, водой бумаги могло затопить. Все в советские времена случалось, но подавляющая часть сотрудников работала честно, переживала за результат. А нынче союзные республики стали самостоятельными государствами. И если надо узнать что-то о тех, кто когда-то жил в Средней Азии, то не всегда получается добыть информацию. Или она приходит в минимальном количестве. Эльвира Сергеевна и Константин Петрович Ивановы русские, перебрались в Россию, когда их дочь Полина была еще маленькой. Эльвире во время рождения малышки было за пятьдесят. Но ведь это возможно. Я консультировался с гинекологом, профессором Ириной Владимировной Новицкой, она сказала, что рожать ребенка после сорока пяти лет опасно, но порой случается классическая ошибка. У женщины прекращается менструация, она в силу возраста полагает, что климакс подкатил, о беременности не думает, живет беспечно. Если учесть, сколько лет Полине, то в год ее появления на свет, по словам той же Новицкой, бабы не спешили на регулярные осмотры. С Эльвирой могло получиться так: она решила, что у нее климакс, а потом стал расти живот. Аборт делать было поздно, да и не все хотели убивать своего ребенка. Такая ситуация не уникальна. Она редкая, не каждая в сорок забеременеет. Но были случаи родов и за пятьдесят. Что же касается сына и невестки Ивановых, то да! Они преступники, убийцы. Петр расстрелян, Елена умерла на зоне. У нее на самом деле родилась девочка, ее назвали Вероникой. После кончины матери-заключенной сиротку отправили в приют. Это все, что мне удалось выяснить. Теперь про Алексея Муркина. Там все не так просто.