— Я полечу с вами. — Хватка на шее мгновенно потяжелела.
— Полина, нет.
— Да. — Я выдержала его взгляд, не опустила голову, не испугалась, как раньше. Я больше не чувствовала себя жертвой. Лишь человеком, который принял решение. На свой страх и риск. Свой собственный выбор.
— Вот и славненько. Я заеду за тобой завтра утром. — Несмотря на то, что голос Джона был весёлым, сам он выглядел уставшим, и слегка удивлённым.
Он не попрощался, просто молча ушёл, захлопнув за собой дверь. А я осталась один на один с испепеляющим взглядом Артёма. Челюсть сжата, брови сошлись на переносице, и впору бы опять бежать куда глаза глядят. Но вместо этого, я лишь погладила его по щеке.
— Я так решила. Он прав, так будет лучше.
— Да ни хрена он не прав, ты думаешь я не смогу тебя защитить?! — Он не повышал на меня голос, но говорил с яростью, тяжело дыша и раздувая ноздри. Типичный мальчишка, с задетой гордостью.
— Я не за себя боюсь. За тебя. Без меня тебе будет легче. — Он не поверил, я видела это по его глазам. Но спорить не стал. Вместо этого наклонился и поцеловал. И все мысли ушли из головы. Остались только его губы, и сильные руки, оплетающие и приносящие за собой жар, в котором хотелось сгореть до тла.
Глава 14. Полина.
Впервые за всё время, я проснулась не одна. Выскользнула из его рук, и повернулась лицом к лицу. Это было так странно, видеть его лицо спокойным. Словно все проблемы отступили, и пришло счастье. Артём улыбался во сне. Расслабленно, умиротворённо, и в этот момент он не казался таким чужим. Протянула руку, и дотронулась до его лица. Провела по волосам, виску, колючей щеке. Коснулась губ и вспыхнула от воспоминаний. Глядя на них кажется, будто они высечены из камня. Жёсткие, грубые, с резкими чертами, но на деле они сводят с ума. Не сразу заметила, что он открыл глаза. Просто молча рассматривал меня своим серьёзным взглядом. Этот мужчина не привык выражаться словами, но сейчас мне казалось, что я увидела беспокойство в его взгляде.
— Ты не обязана это делать. И всё ещё можешь остаться. Я спрячу тебя, и Бес позаботится, чтобы вас не нашли. Просто скажи, и я всё остановлю.
— Нет. Я всё решила. Пожалуйста, дай мне сделать этот шаг. Ты заберёшь меня, когда всё закончится. — Я понимала, что миг волшебства скоро рассеется, и мы снова станем чужими. Не отнимала руку, хотела ещё немного почувствовать его тепло. А он не сопротивлялся, наоборот прижал мою ладонь и прислонился губами. Несколько долгих минут смотрел на меня, и боролся внутри с самим собой. Я видела это по расширяющимся и вновь сужающимся зрачкам.
— Когда всё закончится, я отвезу тебя домой. Оболенские больше не навредят тебя, а ты сможешь вернуться к своей прошлой жизни. — Сканировал моё лицо, ждал реакции, а я не могла ответить ни слова. Голос его глухим эхом доносился в голове, а в груди сжимался комок, давя на сердце и заставляя скривиться от боли. Это же моё желание, я этого хотела. Избавиться от него и вернуться к маме. Так почему сейчас так больно? Словно грудную клетку вспарывают тупым ножом. Я так и не ответила ему, спрятала лицо в подушке, чтобы он не увидел слёзы, по неизведанной причине льющиеся из глаз. Слышала, как хлопнула дверь, и откинулась на подушки, позволив себе расслабиться. Мы больше не говорили. Через час приехал Джон, и забрал меня с собой.
— Держи. Твои новые документы. Теперь у тебя другое имя. Не забывай об этом. — Открыла паспорт и увидела свою фотографию, свою внешность, волосы, губы, лицо. Только вот чужая личность. Всё казалось дурным сном, который никогда не закончится.
В самолёте смотрела в иллюминатор и путалась в своих мыслях. Я не могла справиться с ними, не могла понять, что чувствую к нему. А ещё мне было немного страшно. Что бы не обещал Холл, он может обмануть.
— Ты любишь моего сына? — Вопрос вырвал меня из душевных терзаний, а я непонимающе посмотрела на отца Артёма.
— О чём вы?
— О чувствах. Меня интересует, любишь ли ты моего сына.
— Джон, я обещала последовать за вами. Но мы не договаривались на дружбу, и откровения. — Он лишь усмехнулся.
— Сколько ты с ним знакома? Ты же хорошая девочка. Так быстро отрастила зубки? Но я не виню. Это не плохо. Даже полезно. Полина, всё же давай откровенно. Что бы ты не увидела со стороны, я люблю своего сына. У нас не так всё просто, жизнь вообще сложная штука, но он мой сын и всегда им будет. И я вижу, что ты ему дорога. — Фыркнула в ответ, почему-то вспомнив нашу первую встречу. Кажется его интересовало лишь моё тело. Да и он не собирался ничего продолжать. Уже пожалел, что связался, но жалость, не позволила бросить. — Не фырчи, девочка, я знаю о чём ты думаешь. Но я знаю своего сына. Он умеет любить. Просто каждый раз это чувство приносит ему боль и ад. И я хочу, чтобы он наконец-то успокоился, перестал ненавидеть себя и был счастлив. И если он тебе дорог, если ты его любишь, будь терпимее. Это всё о чём я прошу.
— Тогда может вы расскажете о своём сыне? Он знаете ли не очень разговорчив, возможно мне будет проще его понять.
— Хитрая ты лиса, Полина. Я подумаю. И если пойму, что тебе стоит доверять, мы обязательно поговорим.
Больше Джон не был многословен, и оставшееся время полёта мы не разговаривали. Он пил виски и работал в ноутбуке, а я, выбившись из сил просто уснула.
Проснулась оттого, что меня настойчиво трясли за плечо.
— Какой крепкий сон у этой девушки. Нам что теперь, в самолёте жить остаться? — Ворчал старший Холл, а мне из принципа не хотелось открывать глаза. Хоть он и не сделал мне пока что ничего плохого, но отчаянно хотелось повредничать. — Она ещё и издевается надо мной. Полина, я вижу, что ты не спишь. У тебя веки стали дрожать. Так что ты не спишь, а щуришься. Мы прилетели. Вставай.
Нехотя открыла глаза, ожидая увидеть презрение или злость, но вместо этого Джон смотрел с высоко поднятыми бровями и смешинками в глазах. Но замешательство длилось недолго. Уже спустя несколько секунд взгляд его помрачнел и стал серьёзным.
— Не стоит пытаться разозлить меня, девочка. Тебе наверное показалось, что я добрый старик? Это не так. Заруби себе это на носу. — И резко развернувшись, вышел из самолёта, оставив меня с разбившимися мыслями. Как получается, что сын сначала казавшийся холодным, жестоким и отстранённым, стал самым близким, опорой к которой хотелось прижаться и не оставлять. А отец лишь делал вид, а на деле оказался именно тем, кем его все представляли.
Теперь мы молчали не потому что нечего было сказать, а потому что не хотелось говорить. Я сама сделала шаг в пропасть, и возможно ошиблась. Но назад дороги не было. Была только дорога вперёд, в тёплый, почти летний Нью-Йорк.
Особняк Холла поражал своим великолепием. Глядя на него понимала, что никогда не смогу заработать столько денег, чтобы иметь такую роскошь. Мраморные колонны, бассейн на заднем дворе, огромная усадьба и тысячи роскошных растений. Мне сложно было представить, почему Артём отказался от всего этого, но я была уверенна, что у него были причины.