— Элементарно, парень. У призраков же две
тени... — Гвоздь лихо свернул в школьный дворик и затормозил. — Выходим. Наша
остановка...
— Директор у себя? — осведомился майор у секретарши.
— У себя, — ответила секретарша. — А вы, простите,
кто?
Гвоздь сунул ей под нос потрепанное удостоверение.
— Служба безопасности.
— А... — начала секретарша.
Но майор уже скрылся в кабинете директора. А
вслед за ним скрылся и Генка.
Директор школы, сидя за столом, просматривал
какие-то бумаги. Увидев посетителей, он громко позвал:
— Татьяна!
Явилась секретарша.
— Да, Агафон Евлампиевич?
— Я же просил не пускать сегодня ко мне
родителей.
— А это не родитель, — растерянно произнесла
девушка.
— Так точно, — подтвердил Гвоздь. — Я
сотрудник ФСБ.
Купоросов заметно напрягся.
— Ступай, Таня, — отослал он секретаршу.
Та вышла.
— Я вас слушаю... э-э... извините, как ваше
имя-отчество?
— Петр Трофимыч.
— Я вас слушаю, Петр Трофимыч.
— Это я вас слушаю, Агафон Евлампиевич, — с усмешкой
подкрутил Гвоздь правый ус.
— Простите, не понял?
— А ты все такой же, Агафон. Помнишь, как жандарм
тебя в участок поволок, а ты ему и говоришь: «Простите, не понял».
Купоросов недоуменно пожал плечами.
— Какой жандарм?.. Вы это о чем?
— Вот-вот, — продолжал Гвоздь. — А когда судебный
следователь спросил тебя о карманных кражах, ты так же пожал плечами и ответил:
«Вы это о чем?»
Купоросов нервно забарабанил пальцами по
стулу.
— Что еще за судебный следователь?..
— Пупышев, Егор Кузьмич. Неужели запамятовал,
Агафон? Он вел твое дело в шестьдесят пятом году.
— Вы что-то путаете, — сухо промолвил директор.
— В шестьдесят пятом я еще в детский садик ходил.
— В тысяча восемьсот шестьдесят пятом, —
подчеркнул первые две цифры Гвоздь. — Ты тогда не в садик ходил, милейший, а
карманчики бритвой резал.
— Да вы какую-то галиматью несете! — запылал
от негодования Купоросов. — Немедленно покиньте мой кабинет!
И директор решительным жестом указал на дверь.
— Браво, браво, — захлопал в ладоши майор. —
Отлично сыграно, Агафон. Недаром тебе Пупышев советовал после острога в актеры
пойти.
— Откуда вы зна... — невольно вырвалось у
Купоросова. Но он тут же опомнился и схватил телефонную трубку. — Я звоню в
милицию...
— Звони, звони, — посмеиваясь, сказал Гвоздь.
И добавил, обращаясь к Самокатову: — Геша, будь другом, отодвинь занавесочку.
Шторы на окнах были плотно задернуты.
Директор суетливо вскочил со своего места.
— Не надо, не надо! — закричал он. — Не отодвигай!
Но Генка уже отодвинул.
В кабинет хлынул поток солнечного света. И
сразу же у всех появились тени. У Самокатова с Гвоздем по одной, а у Купоросова
две.
— Что и требовалось доказать, — удовлетворенно
подкрутил майор усы.
— Вы кто? — сумрачно глянул на него директор.
— Я же представился.
— Вы действительно работаете в ФСБ?
— Так точно. В Особом отделе. И меня
интересует, кто и с какой целью вытащил тебя с того света.
— Не могу знать-с. — От волнения Купоросов
перешел на родной язык девятнадцатого века. — Я ее в глаза никогда не видел-с.
— «Ее»? — повторил Гвоздь. — Значит, это женщина?
— Именно так-с. Мне Катерина сказывала.
— Нестерова?
— Да-с, ваша честь.
После того, как Гвоздь «расколол» директора,
тот с готовностью отвечал на все вопросы. И даже рассказывал о том, о чем его
и не спрашивали.
— Катерина — самая настоящая душегубка, — волнуясь,
говорил Купоросов. — Девица сия здесь, в Петербурге, орудовала. А прозвище у
нее было Мертвая Петля...
— Это мне известно, — сказал майор. — Давай
дальше.
— Все, ваше благородие.
— Как — все?
— Так-с. Больше я ничего не знаю-с.
— Точно не знаешь?
— Помилуйте-с, сударь. Как перед иконой... —
Купоросов закрестился.
— Ладно, верю. — И все-таки напряги память,
Агафон. Может, еще чего вспомнишь?
Директор напряг память, но больше ничего не
вспомнил.
Тогда майор Гвоздь задал наводящий вопрос:
— Нестерова эту женщину как-то называла?
— Да-с, ваша честь. Катерина звала ее —
Хозяйка.
— Угу-у. — Гвоздь сделал пометку в блокноте. —
А Нестерова случайно не говорила, зачем ты этой Хозяйке понадобился?
— Нет-с. Сказала только: «Надобно ждать,
Агафон».
— А чего ждать?
— Этого Катерина не сказывала.
— А про него, — майор кивнул на Генку, — у
тебя с ней разговор был?
— Никак нет-с.
— А ты его знаешь?
— Как же-с. Это ученик 7-го «Б» класса
Геннадий Самокатов.
— Вне школы вы когда-нибудь встречались?
— Никогда-с.
— Да что вы врете! — не выдержал Самокатов. —
Вы же на квартире Красавцевой меня чуть бритвой не зарезали!
— Побойтесь Бога, Геннадий, — опять
закрестился Купоросов. — Как можно-с?
— Да, да! — горячась, продолжал Генка. — А
потом себя бритвой по горлу полоснули. А на другой день шея у вас шарфом была
замотана!
— Да-с, шею я шарфом обмотал-с, — не отрицал
Купоросов. — Потому что боюсь простудиться. Я, изволите знать, от простуды
помер. Зимой из баньки распаренный вышел и...
Гвоздь перебил:
— Короче, в квартире Красавцевой ты, Агафон,
никогда не был.
— Никогда-с, ваша честь.
— Ну а Афонькина ты знаешь?
— Афонькину? — не расслышал как следует директор.
— Знаю-с. Мария Сергеевна в младших классах преподавала.
— Нет, я говорю про ее сына, Владимира Афонькина.
— Этого господина не имею чести знать-с.
— А Риту Курочкину тоже не имеете чести
знать-с? — язвительно поинтересовался Самокатов.