Невзирая на неудачу на Кавказе, которую правительство Турции постаралось скрыть от своих граждан, влияние ее на ход войны продолжало усиливаться. Несмотря на упадок, начавшийся еще с Карловацкого договора 1699 года, когда Османская империя впервые на бумаге признала потерю своих земель в пользу христианских держав, и продолжавшийся до окончания Второй Балканской войны в 1913-м, в памяти соседей Турция оставалась грозной военной силой. На протяжении почти всех предшествующих шести столетий, с тех пор как османы — официальное торжественное название турок таким и осталось — в 1354 году впервые ступили на европейскую землю на Галлиполи, они постоянно угрожали христианской Европе, а Балканы долгое время находились под их властью. Греция, первая из христианских стран Южной Европы, полностью освободившаяся от власти султана, смогла обрести независимость только в 1832 году. Сербия, Болгария, Румыния и Албания добились свободы значительно позже, и присутствие мусульманского меньшинства на их границах или даже внутри территорий служило постоянным напоминанием о временах османского владычества. Итальянцы также прекрасно помнили о могуществе турок. Венеция на протяжении многих веков вела войну против Турции, и потеря островной республики в Эгейском море была для нее не менее болезненной, чем недавняя утрата портов на Адриатике, захваченных Австрией. Турция, несмотря на свою теперешнюю слабость, оставалась единственной великой державой в Восточном Средиземноморье. Возрождение страны при младотурках оживило старые страхи Южной Европы, которые не смогло погасить даже поражение Турции в Балканских войнах. Союз с Германией и Австрией, а также вступление в войну эти страхи усилили.
Более того, турки сохранили репутацию воинственного народа. Конечно, они уже не были кочевниками и искусными наездниками, а превратились в земледельцев, но выносливость анатолийских крестьян, безразличных к холоду, жаре, лишениям и, вероятно, опасности, оставалась хорошо известна соседям. При младотурках армию Османской империи модернизировали, и теперь воинственность и стойкость ее солдат могли быть использованы максимально эффективно. Турецкие вооруженные силы, состоявшие из четырех армий, которые базировались в Стамбуле, Багдаде, Дамаске и Эрзинджане, насчитывали 36 дивизий. Артиллерия у них была слабее, чем у европейских дивизий, всего от 24 до 36 орудий, но современная. Кроме того, было сформировано 64 пулеметные роты
[381]. Снабжение и управление войсками, несмотря на усилия немецкой военной миссии, возглавляемой генералом Лиманом фон Сандерсом, оставались медленными, но этот недостаток компенсировался неприхотливостью турецких солдат — в отличие от арабов — и их способностью совершать длительные переходы без единой жалобы. Методы ведения боевых действий в Османской империи уделяли большое внимание устройству траншей. В 1877 году под Плевной окопавшиеся турецкие солдаты сражались стойко и упорно.
Как бы то ни было, решение атаковать русских на Кавказе, попытка наступления в Египте и необходимость изыскать силы для противостояния британской экспедиции в районе Тигра и Евфрата привели к ослаблению позиций Турции в Восточном Средиземноморье, чем могли бы воспользоваться те, кто претендовал на ее территории. Такие притязания имелись у Греции, и ее правительство под руководством лидера националистов Элефтериоса Венизелоса склонялось к тому, чтобы присоединиться к союзным державам. От этого шага Грецию удерживала собственная слабость в военном отношении, а также общая граница с симпатизирующей Германии Болгарией. Территориальные претензии Италии были в первую очередь направлены на Австрию, поскольку в последней австро-итальянской войне 1866 года ей не удалось «вернуть» италоязычные части Тироля и Словении. Тем не менее Италия претендовала на турецкие Южные Спорады, которые оккупировала с 1912 года, и часть Турецкой Сирии. С дипломатической точки зрения Италия по-прежнему входила в Тройственный союз 1906 года, привязывавший ее не только к Германии, но и к Австрии, однако в августе 1914-го ей удалось увильнуть от исполнения своих обязательств вследствие узкой интерпретации статей договора. Италия прекрасно понимала, что не сможет противостоять Франции на суше и франко-британскому альянсу на море. Итальянский флот, несмотря на недавнюю модернизацию, уступал по силе их Средиземноморским флотам
[382]. Более того, если австрийцы не желали поступаться собственной территорией, чтобы привлечь Италию на свою сторону, то русские не скупились на обещания австрийских земель в случае присоединения к союзникам и в случае победы выражали готовность изменить границы. В марте итальянский посол в Лондоне начал переговоры с сэром Эдвардом Греем, министром иностранных дел Великобритании, о том, что может получить Италия, если присоединится к союзникам. В апреле эти переговоры продолжились
[383]. Германия увязла в военных действиях против Франции и России, Австрия боролась с военным кризисом, а Турция переключила все внимание на азиатские границы своей империи, и в этой ситуации смена партнеров выглядела не только не опасной, но и очень выгодной.
Более того, Британия уже начала операции в Восточном Средиземноморье, и сие означало, что на этом театре военных действий Италия не будет сражаться в одиночку. Обещание России помочь в войне против Турции, прозвучавшее после наступления на Кавказе, тоже стало серьезным аргументом. 16 февраля часть британского флота вошла в Дарданеллы, пролив между Средиземным и Черным морями, и обстреляла турецкие форты. Точно так же итальянцы действовали во время войны с Турцией 1911–1912 годов. Их легкие суда дошли до узкой части пролива, прежде чем им пришлось повернуть назад. Тогда цель Италии состояла в том, чтобы заставить Российскую империю оказать давление на Турцию, и она создавала помехи для экономики русских черноморских провинций, зерно из которых вывозили через Дарданеллы. Цели британцев в 1915 году были масштабнее: открыть маршрут поставок в Россию через те же самые Дарданеллы и одновременно выбить Турцию из войны обстрелами Стамбула. Косвенным эффектом данной операция должно было стать укрепление решимости Италии вступить в войну. Это гарантировало продолжение сопротивлению сербов Австрии, и союзница Германии не могла бы развернуть войска на итальянской границе, что, в свою очередь, должно было удержать от вступления в войну Болгарию. И наконец, появлялась возможность военных поставок в Россию в объемах достаточных для того, чтобы вооружить миллионы ее новобранцев и переломить таким образом ситуацию на Восточном фронте.
В марте и апреле жажда территориальных приобретений и стратегические расчеты подталкивали Италию к вступлению в войну. Немецкий посол, князь Бернард фон Бюлов, делал все от него зависящее, чтобы воспрепятствовать этому, и даже предложил Италии австрийские территории, которые раньше Вена отдавать не соглашалась. Большинство итальянцев — и простые люди, и парламентарии — эту опасную авантюру не одобряли. Активными сторонниками войны были король Виктор Эммануил III, премьер-министр Саландра, министр иностранных дел Соннино и разношерстная группа сторонников политической и культурной революции, включая Бенито Муссолини (тогда тот был социалистом), а также поэтов Габриеле Д'Аннунцио и Филиппо Маринетти, родоначальника футуризма
[384]. Завершающие стадии подготовки к войне оказались похожи на заговор, в котором участвовали его королевское высочество, Саландра и Соннино. 26 апреля в обстановке строжайшей секретности был подписан договор с Британией, Францией и Россией, обязывающий Италию в течение месяца вступить в войну в обмен на большую часть австрийской территории, на которую она претендовала, а также Южные Спорады в Восточном Средиземноморье. 23 мая Италия объявила войну Австрии — но еще не Германии.