Такая диспозиция оказалась губительной для немцев. Британская артиллерия порвала в клочья линии колючей проволоки и заблокировала их пехоту в глубоких блиндажах. Немецкие часовые слышали приглушенный шум готовящейся атаки за два часа до ее начала, но связаться со своей артиллерией не могли — телефонные кабели были перебиты. Впрочем, она в любом случае была бы подавлена контрбатарейным огнем британцев
[518]. Когда вслед за огненным валом появилась пехота, обороняющиеся были либо убиты, либо заперты под землей. Те, кому повезло, успели отойти в тыл. Михаэль Фолькхаймер из 3-го Баварского резервного полка, защищавшего южную оконечность хребта Вими, увидел наступающие волны противника практически у бруствера своей траншеи, крикнул товарищу: «Вылезай! Англичане идут!» — и побежал предупредить командование, что «без серьезных подкреплений весь полк будет захвачен в плен. <…> Подкрепление не пришло, хребет оказался в руках врага, а из нашего полка [численностью 3000] спастись сумели только 200 человек»
[519].
Первый день битвы при Аррасе стал триумфальным для британских войск. За несколько часов они прорвали немецкую оборону и продвинулись на глубину от 1,5 до 5 километров, понеся относительно небольшие потери, а также захватили 9000 пленных и вышли на открытую местность. Успех канадцев был сенсационным. Одним броском они преодолели разбитые склоны хребта Вими, где в 1915 году погибли тысячи французов, и захватили его вершину. С нее победителям открылся вид на обрывистый восточный склон и на всю долину, забитую пушками и резервами противника. «Мы видели немецких артиллеристов, которые стреляли из своих орудий. Затем они начали отступать. Повозки и фургоны были переполнены сотнями тех, кто бежал с хребта. Казалось, ничто не в силах остановить наш прорыв, — записал свои впечатления канадский лейтенант. — Ничто, кроме погоды»
[520]. В действительности дальнейшему продвижению помешала не погода, а обычная негибкость плана операции. Двухчасовая пауза, запланированная после достижения поставленных целей, не позволила передовым частям развить успех, а потом день подошел к концу, и наступательный порыв угас. 10 апреля появились первые немецкие резервы, чтобы заткнуть образовавшуюся в обороне брешь. 11 апреля была предпринята попытка расширить прорыв справа, у Бюлькура, но австралийская пехота наткнулась на неповрежденные проволочные заграждения, которые несколько приданных ей танков не смогли преодолеть. Затем поступил приказ остановить наступление — требовалось дать войскам отдых и восполнить потери. 23 апреля сражение возобновилось, но немцы уже перегруппировались, укрепили оборону и были готовы контратаковать на любом участке. В результате бои продолжались еще месяц. Британцы потеряли 130.000 человек, но существенно продвинуться вперед не смогли. Потери немцев были сопоставимыми, однако после унизительного поражения в Вими они перестроили оборону, устранив опасность дальнейших неудач под Аррасом.
Тем временем им удалось нанести сокрушительное поражение французам. Фиаско в Вими было обусловлено двумя причинами. Во-первых, немцы полагали, что артиллерийская подготовка британцев будет более продолжительной, и поэтому не успели подтянуть резервные дивизии для контратаки, а во-вторых, этих дивизий на участке Вими-Аррас было мало. Расплачиваться за Вими пришлось французам у Шмен-де-Дам, где позади 21 дивизии на передовой немцы сосредоточили 15 резервных, готовых к контратаке. Если в секторе Вими — Аррас их удалось застигнуть врасплох, то на Эне ситуация была иной — признаки подготовки масштабного наступления предупредили о намерениях Нивеля
[521]. Кроме того, не удалось должным образом обеспечить секретность. Немцы сумели захватить некоторые документы… В тылу распространялись слухи… Нивель, мать которого была англичанкой, свободно говорил по-английски и еще в январе 1917 года во время визита в Лондон «… за ужином самым галантным образом объяснял свои методы очарованным и восхищенным женщинам, которые бросились рассказывать подругам все, что только сумели понять»
[522].
Так или иначе, немцы получили достаточно предупреждений о плане rupture
[523] Нивеля. Сами они внедрили новую систему «глубокой обороны», разработанную фон Лоссбергом, которая предполагала почти пустые передовые позиции — там оставались одни наблюдатели, и «промежуточную зону» позади них — ее держали под прицелом пулеметчики в дотах или укрытиях, устроенных в воронках от снарядов. Артиллерия поддержки в тылу не выстраивалась в линию, а располагалась беспорядочно. Основной силой обороны были резервы, сосредоточенные вне досягаемости орудий противника, на расстоянии от 10 до 20 километров от линии фронта. Эта схема привела к краху плана Нивеля, согласно которому французская пехота должна была преодолеть первые 3 километра крутого, поросшего лесом и усеянного пещерами склона к Шмен-де-Дам за три часа, затем 3 километра противоположного склона, где она лишалась поддержки своей артиллерии, еще за три часа, и последние 2 километра за два часа. Даже без учета трудностей в преодолении этих 8 километров — проволочных заграждений, сопротивления противника, локальных контратак — главная слабость rupture заключалась в том, что вся энергия первой стадии расходовалась на зону, которая заканчивалась в 2 километрах от главной линии обороны немцев. Поэтому даже при успехе французского наступления, вероятность чего была мала, атакующие, выйдя на планируемые рубежи, тут же сталкивались со свежими силами противника, противостоять которым уже не могли.
Тем не менее уверенность Нивеля в успехе прорыва передалась солдатам. Генерал Э. Л. Спирс, отвечавший за взаимодействие со стороны британцев, так описывал картину, которую он наблюдал на рассвете 16 апреля перед началом наступления: «Войска были охвачены возбуждением, похожим на удовольствие, радостным ожиданием. Все улыбались, глаза у всех сияли. Взглянув на мой мундир, солдаты подходили ко мне и говорили: «Немцы здесь не устоят. Так же, как перед вами у Арраса. Они же там просто бежали, правда?» Эффект от радостных голосов усиливался отблесками света на тысячах стальных касок»
[524]. Назначенный час приближался. Ждавшие сигнала пехотинцы замолчали. Начала работать артиллерия, которая должна была поставить заградительный огонь, перенося его вперед громадными скачками, чтобы обеспечить атаку пехоты. Начало хорошее, подумал Спирс. «Артиллерийский огонь немцев был намного хуже. Они увидели наступающие линии французов и усилили его… И почти мгновенно, или это только показалось, огромная масса войск пришла в движение. Длинные узкие колонны, извиваясь, поползли в сторону Эны. Внезапно, словно из ниоткуда, появилось несколько орудий среднего калибра, лошади неслись галопом, словно рвались к финишу на скачках. «Немцы бегут! Наши пушки продвигаются вперед!» — радостно кричали пехотинцы. А потом начался дождь, и определить, как развивается наступление, стало невозможно»
[525].