Огонь застежек золотых,
Дам мягкий пояс из плюща,
Янтарь для пуговиц плаща.
С тобой познаю счастье я.
Приди, любимая моя!
Для нас на берегу реки
Станцуют эльфов огоньки
2.
Желаний в сердце не тая,
Приди, любимая моя!
3
Завороженная призывом его голоса и взгляда, не отрывавшегося от нее, пока он пел эту песню, Марианна подошла и опустилась возле него на колени. Когда он в последний раз провел пальцами по струнам, она безмолвно взяла его руку и прикоснулась губами к ладони, не сводя глаз с его лица. Он рассмеялся, отложил гитару и ласково провел ладонью по щеке Марианны.
– Ты доставила всем несказанное удовольствие сегодняшним праздником, моя леди! – с улыбкой сказал Робин и, окунувшись в ясные глаза Марианны, шепнул так, что только она услышала его: – Пойдем, мое сердце! Пора!
Его взгляд настойчиво напоминал Марианне о данном ею обещании, и ее дыхание невольно участилось. Он встал, поднимая ее за руку, но Вилл перехватил его, кивнув на открытые настежь двери трапезной.
– Еще рано, Робин! Смотри, какой костер развел Дэнис. Пойдем, посидим немного, а наши женщины пока позаботятся о ночлеге гостей, которые остались у нас до утра.
Робин понял, что Вилл хочет поговорить. По взглядам Джона, Алана и Статли он увидел, что те тоже не прочь обсудить дела, не откладывая разговор на утро. Поцеловав Марианне руку, он усмехнулся и сказал:
– Что ж, пойдем! Не пропадать же стараниям твоего сына!
Он вышел к костру, окруженный друзьями, и они сели на бревна возле огня. Дэнис привалился к боку отца, обхватив Вилла за руку, и отчаянно зевнул, щуря на огонь ясные, как само пламя, глаза.
– Ну и для чего тебе это понадобилось? – с места в карьер начал разговор Вилл, с неудовольствием глядя на брата. – Зачем ты решил опустошить казну Шервуда, чтобы помочь какому-то норманну?!
Все рассмеялись. В отличие от брата Вилл считал себя саксом, и иногда в нем вспыхивала непримиримая нелюбовь к норманнам, в которых он всегда видел завоевателей страны, принадлежавшей раньше народу его крови.
– Ты опять за свое, Вилли? – упрекнул его Робин. – И как ты только терпишь во мне половину норманнской крови? Король Ричард, кстати, вообще чистокровный норманн, но ты молчал, когда мы отдавали графу Пембруку деньги для его выкупа. К слову, граф Пембрук – тоже норманн! А что до тебя… Ну-ка, припомни генеалогическое древо нашего рода!
– И не подумаю! Имею я право хоть на одну слабость?! – рассмеялся Вилл. – В тебе же больше аквитанской, чем норманнской крови, за то и терплю тебя! Но ты не увиливай! Шервудские монеты слишком щедро омыты нашей кровью, чтобы мы расшвыривали их, словно милостыню!
– Для чего я это делаю? – переспросил Робин и усмехнулся, пожимая плечами. – Почему бы просто не помочь честному человеку? Или его вилланам, которых ждет рабство обители? Епископ Гесберт не будет для них таким же добрым хозяином, как Ричард Ли! А серебро было и останется нашим. Иначе епископу придется провести в аду несколько лишних столетий за обман и непомерную жадность.
– Ты потому и хочешь кого-нибудь отправить в Ноттингем, чтобы узнать о ближайших планах епископа? – спросил Статли.
Тот молча склонил голову, подтверждая его догадку. Вилл заметно оживился, его глаза заблестели тем опасным блеском, который всякий раз отличал взгляд брата лорда Шервуда, если предстояла дерзкая проделка. Статли с опаской посмотрел на него и переглянулся с Джоном, который с не меньшим опасением смотрел на Робина.
– И кто поедет с нашим гостем? – осторожно спросил Джон, снова окинул братьев подозрительным взглядом и предупредил: – Только без самоубийства!
– О чем ты говоришь! – с досадой воскликнул Робин. – И так ясно, что надо отправлять того, кто ни разу не был в Ноттингеме и не примелькался в частых стычках с ратниками шерифа!
– Не забудь еще о Гисборне! – многозначительно сказал Алан. – У него просто чутье на наши зеленые куртки, даже если их не видно под одеждами с цветистыми гербами.
– Сэр Гай после встречи с нами безвылазно засел в замке и даже перестал принимать гонцов шерифа! Он занят тем, что беспробудно пьет вино, а когда трезвеет, изводит жену презрением, – с усмешкой ответил Вилл. – В любом случае его завтра можно не принимать в расчет.
Робин недолго подумал и окликнул Дэниса. Когда мальчик оторвал голову от руки Вилла и сонно протер глаза, Робин сказал:
– Крестник, позови-ка своего приятеля!
– Робин, может быть, не надо посылать Мача? Он ведь еще сущее дитя! – встревожился Статли. – Лучше поеду я.
– Это ты – сущее дитя! – сердито ответил вместо брата Вилл. – Как раз тебя в Ноттингеме ждут с распростертыми объятиями! То, что для Мача, которого никто не знает, кроме сэра Гая и командира его дружины – а их завтра не будет в Ноттингеме, станет приключением, для тебя немедленно окончится виселицей! Ты-то памятен всему ноттингемскому гарнизону и самому сэру Рейнолду!
Дэнис, запыхавшийся и торжествующий от того, что так быстро выполнил поручение Робина, вернулся к костру. Он привел с собой Мача, который, держа мальчика за руку, прилагал все усилия, чтобы сохранить степенность.
– Ты звал меня, Робин? – спросил он, с волнением переводя взгляд с лорда Шервуда на его друзей.
– Вот что, мальчик мой, – сказал Робин, пристально глядя на Мача. – Я не приказываю тебе, и ты волен согласиться или отказаться. Я прошу тебя завтра съездить с Ричардом Ли в Ноттингем. Это опасное дело: ты окажешься в самом замке шерифа.
– Что я должен делать? – тут же спросил Мач, едва дождавшись, пока Робин договорит.
– Только слушать, Мач, и ничего больше, – улыбнулся Робин. – Пока сэр Ричард будет вести беседу с епископом, смотри и слушай: нам пригодится все! Но главное – как долго епископ намерен оставаться в Ноттингеме, какие у него планы. Он вскоре должен отправиться в Йоркшир. Мне надо знать, когда и по какой дороге.
– Ты узнаешь, Робин! – заверил его Мач.
Юноша невольно старался подражать лорду Шервуда и говорить так же, как тот: сдержанно и спокойно. Но его щеки пылали румянцем, выдавая волнение. Глядя на Мача, стрелки обменялись улыбками, заметив которые, Мач упрямо закусил губу.
– Ты узнаешь, Робин, – настойчиво повторил он, стараясь придать голосу как можно больше твердости и уверенности.
– Хорошо, мой мальчик, – ответил Робин, но улыбка тотчас сбежала с его лица. – Мач, когда вы приедете в Ноттингем и окажетесь в замке сэра Рейнолда, не снимай с головы шлем. Твое лицо никто не должен увидеть!