Слишком долго - платина заставила онеметь подошвы - я мог лишь стоять и смотреть.
Она была некрасива. Это еще очень слабо сказано. Ее лицо, казалось, было вырублено из хромистой стали, ударами зубила. Волосы висели, прямые и посеченные, и были они цвета кленовых листьев, выкопанных из-под снега в конце долгой зимы. Шея покрыта жилами обструганных ножом мышц, челюсть явно проектировали, взяв за образец колун дров.
Но глаза...
Эти глаза... Проклятие. Я узнал этот цвет.
Жизнь назад я обучался в "Консерватории" Студии на острове Наксос, посреди земного Эгейского моря. В сумерках разгара лета, когда последний край солнца пропадает в море и загораются первые звезды, небо становится индигово-вельветовым: теплым и нежным, и невозможно далеким. Тот самый цвет.
Однако в ее глазах отстраненная меланхолия перекрывалась осознанным расчетом, прямым и явным интересом. Она изучала мое лицо, плечи. Форму рук. Положение складок рясы.
Я снова тупо сказал: "Проклятие". Мысленно.
И притворился придурком. Имею в этом многолетнюю практику. - Мы уже встречались?
Он развела руками. - Я Ангвасса, леди Хлейлок, ныне Поборник Хрила.
- Хлейлок? - Желудок заерзал. - Родственница?
- Имею честь быть племянницей великого человека.
Я сказал: - Ух.
Еще один Хлейлок - последнее, чего я хотел в жизни. Сейчас или вообще. Я закашлялся. - Простите. От меня ждут тра... нужно преклонить колено или еще как?
- Формальностей не требуется. Я не в Хриловом Боевом Облачении. Здесь, в ладони Бога, мы равны. Можете стоять. Можете даже называть меня Ангвассой. - Вокруг удивительных глаз показались слабые морщинки, будто она хотела улыбнуться. - Нужно понимать, эти вольности сойдут не в любом месте.
- Ага, угу.
- И можете здесь говорить свободно: Хрил - бог воинов. Его Святилище не осквернить простыми, пусть и грубыми словами.
Я снова кашлянул. - Как вы... откуда вы узнали, кто я?
Она небрежно повела рукой: - Полно. Анханский эзотерик вступает на Бранное Поле, говорит о Черных Ножах? Меня не обвинить в невежестве относительно вашей истории. И теперь, встретив вас лично, я словно возвращаюсь в юные годы, в дом дяди. Ваш портрет еще висит в его кабинете.
Я моргнул. - Неужели?
- Разумеется, там вы куда моложе. Стройнее. Меньше шрамов. - Глаза снова окружили морщинки, будто она хотела улыбнуться, но передумала. - Полагала, вы будете выше ростом.
- Все так полагают. - Я оскалился. - Дурите меня? Портрет?
- Он умелый художник. Оставив пост Правоведа, не сомневаюсь, он станет известным мастером кисти.
Я завел было монолог: "Боже сохрани меня от чокнутых чувствительных художников", но вспомнил, что Бог, к которому обращаюсь с просьбами, Сам из треклятых чокнутых художников. - Но в кабинете? Я о том, разве он не хотел бы видеть там, не знаю, портрет отца? Хрила или еще кого?
- Подобные портреты украшают стены иных комнат его особняка. Ваш висит на стене кабинета, говорил он, в качестве напоминания... - в ее меланхолии появился забавный оттенок schadenfreude
[7], - о цене тщеславия.
- В нем он и сам знал толк.
- Вы нашли бы его, - ответила она - сильно переменившимся.
- Лучше бы вообще не находить.
Она кивнула. - Он тоже вспоминает о вас без приязни.
- И все же... я о том, что мне скорее следует опасаться вас...
- На то нет воли Бога. Владыка Отваги направляет мое внимание на угрозы Его Солдатам и Его стране.
- Я не стал угрозой?
- Сами что скажете?
- Ну, я не намеревался. - Еще одно пожатие плечами. Зачем врать? - Избиение почти до смерти может переменить мои намерения.
- Я задолжала вам извинения. Инцидент случился по моему приказу, и я искренне сожалею об этой необходимости.
Я пережевал сказанное. Покатал внутри рта. - Вы велели тем ублюдкам убить меня?
- Не убить. Ни за что.
- Им всё точно объяснили?
- Мы на молодой земле, фримен; ясно вижу рождение Бранного Поля, хотя прошло тридцать лет. Да вы сами знаете, вы, приложивший руку к этому творению. Мы все еще строим обычаи и традиции, создаем целое общество, дабы исполнить Повеление нашего Владыки, укротить Его земли и защитить невинных, что пожелают на них процветать.
Некий оттенок голоса намекал, что она привыкла изображать веру в каждое слово.
Я постарался звучать обнадеживающе. - Да уж.
- А наши обстоятельства становятся отчаянными. Было необходимо проверить ваши намерения.
- И при чем здесь Орбек?
- Некоторые... элементы... начали вмешиваться в жизнь общества Хрила. Насильственно.
- Ага, уже просек. Так его подцепил Лик Свободы?
- Лик Свободы - ничто. - Она повернула руку, будто выпуская муху из кулака. - Переизбалованные и недоученные потомки анханских бюргеров. Детишки, у которых слишком много свободного времени, которые поверили, будто романтика Свободы извиняет неумение держать оружие в руках. Они верят, будто случаи вандализма, мелкий саботаж и демонстрации гражданского неповиновения способны согнуть волю Бога. Мы контролируем Лик Свободы, мы можем уничтожить их, когда пожелаем. Позволяем им жить только потому, что видим в них полезный горшок с пивом, куда лезут юные осы.
- Тиркилду это потрудились разъяснить?
- Разъяснить что? - Она казалось искренне озадаченной. - Он ведущий Рыцарь в деле контроля над Ликом Свободы. А они не серьезная угроза.
О, неужели? Ну.
Ну, ну, ну.
Я сказал: - Ружья и посты досмотра выглядели вполне серьезными.
- Это отдельная проблема. Они зовут себя Дымной Охотой.
- Уже понял, - сказал я не спеша. - А здесь Орбек при чем?
- Именно тут дело становится... - Она вздохнула. - Сложным.
Я шевельнул плечами. - Называю это Законом Кейна: всё всегда сложнее, чем вам кажется.
- А.
- Есть и следствие, - продолжал я в доверительном тоне, подражая леди. - Когда вам говорят, что дело проще дерьмовой кучи, то что-то пытаются продать.
Она снова почти улыбнулась. Почти. - Возможно. Однако я говорю, что дело сложное, и тоже пытаюсь нечто... продать.
- А. Что же продаете?
Она вперила в меня бесконечно меланхоличный взгляд сумеречных глаз. - Этот Орбек... его претензии на род Черных Ножей - правдивы?
- Насколько знаю. - Я пожал плечами, найдя на что посмотреть в темнеющем небе. - Так ему сказал отец, во всяком случае. Орбек родился после того, как... после, ну, вы знаете...