Но я никогда не объясняла ей тот или иной отказ – говорила «нет» и больше к этой теме не возвращалась. С Колпаковым, кстати, я не стала бы работать, даже не будучи в клинике. Он мне не нравился – маленький, пьющий, плюгавый, мнящий себя при этом секс-символом…
Помню, на каком-то сериале, куда его экстренно вызвали, чтобы заменить попавшего в больницу с инфарктом режиссера, Арсений сразу начал ко мне подкатывать, без обиняков пригласив к себе в номер после смены. Делал он это так прямолинейно и при этом наивно, что я не испытала ничего, кроме желания обнять его по-матерински и спросить: «Что, деточка, только статус режиссера помогает в постель женщину заполучить?»
Делать этого я, конечно, не стала – зачем ссориться с тем, от кого зависит твоя карьера, однако и в номер не пошла.
Колпаков пару дней меня игнорировал, но потом быстро переключился на актрису, исполнявшую вторую главную роль, и на том успокоился.
Работать с ним было тяжело – он слишком прислушивался к советам посторонних людей, зависел от мнения тех, кто был на площадке, даже если те мало понимали в процессе. Мог заставить сценаристов за ночь переписать несколько эпизодов только потому, что кому-то из его гостей, коих ошивалось рядом со съемочной группой какое-то неприличное количество, показалось, что это недостаточно реалистично или недостаточно смешно, например.
Наутро выходишь на площадку – а у тебя новый текст, а то и вообще новый партнер и новая линия.
Нет, я в такой обстановке долго находиться не могу…
– Ой, как хочешь… – устало откликнулась Ариша, поняв, что я не буду даже обсуждать возможность сотрудничества с Колпаковым. – У вас там мороз, говорят?
– Не знаю, я не выхожу. Но дежурная смена сегодня утром жаловалась, что служебный автобус замерз. Как они здесь живут – не понимаю…
– Привыкли, наверное. Слушай, Регинка… а тебе, может, что-то нужно будет – ну, из одежды там или…
– Я взяла достаточно вещей, ничего не надо. Дома все в порядке?
– Да. Домработница вчера была. Ты не волнуйся, я тут тихо, как мышка…
– Да уж надеюсь, что вечеринок не закатываешь, как в подростковом возрасте, – пошутила я, отлично зная, что у Ариши ни за что не наберется столько знакомых, готовых приехать на устроенную ею вечеринку.
Круг ее знакомств теперь ограничивался киношниками и журналистами – то есть людьми, так или иначе связанными со мной. Сама Ариша мало кого интересовала.
В этот момент в палату вошла Женя.
– Вам пора к психологу.
– Да, я сейчас. Все, Ариша, мне нужно идти. Позвоню завтра.
– Счастливо. И не шокируй психолога киношными байками!
– Постараюсь.
Выключив телефон, я убрала его в ящик тумбочки – больше мне звонить некому, так и смысл таскать тяжелую трубку с собой?
Я не люблю соцсети, этим занимается Ариша, я не читаю электронных книг – предпочитаю бумажные, а бесцельно сидеть в интернете вообще считаю занятием глупым и попахивающим деградацией.
Психолог мне не понравился. И вовсе не потому, что не признал во мне «звезду» модных сериалов, а потому, что смотрел как бы сквозь меня, а мне казалось – видит все, что происходит внутри. И это очень меня нервировало весь сеанс. Он не задавал каких-то странных вопросов, терпеливо выслушивал ответы, делал какие-то пометки в потрепанном блокноте – и при этом я ощущала негативную энергию, копившуюся внутри меня.
– Вы были не очень близки с матерью, Регина Владиславовна? – вдруг спросил он, когда я, скосив взгляд на часы, поняла, что до конца сеанса осталось минут семь.
– Что… какое это имеет отношение к предстоящей операции?
– К операции – никакого. А как вам кажется, что сказала бы сейчас ваша мать, если бы увидела вас такой и в этом месте?
– Скорее всего, ничего. Ей не было дела до того, чем я занята и как выгляжу.
Похоже, я сфальшивила, выдавая это, потому что в глазах психолога, скрытых за толстыми стеклами очков, вдруг промелькнуло недоверие.
– Понятно. Вы часто сверяете свои поступки с тем, что сказала бы или сделала ваша мать?
– Зачем мне это? Я и при ее жизни подобного не делала. Не была пай-девочкой. – «Ох, Регина, откуда столько фальши в голосе? Легче, беззаботнее»… Но беззаботнее не получалось – голос выдавал.
Психолог чуть склонил голову и, постукивая карандашом по столешнице, переспросил:
– Не были пай-девочкой?
– Ни единой секунды, с самого рождения! – заверила я, стараясь незаметно для него воткнуть ноготь большого пальца правой руки в подушечку мизинца.
Боль всегда помогала собраться и отыграть сцену так, как положено.
– Понятно. Спасибо, Регина Владиславовна, на сегодня наш сеанс закончен. Жду вас через три дня в это же время.
Я пожала плечами – можно подумать, у меня есть выбор или есть другие планы на ближайшие несколько месяцев. Но кабинет покинула с чувством легкой тревоги – было ощущение, что психолог знает обо мне что-то, но пока приберегает козырь в рукаве.
В палате я первым делом открыла шкаф и нащупала свой заветный пакетик. Все на месте, слава богу…
Ничего, ничего… я уже знаю, как распорядиться содержимым. Пай-девочка вам всем еще покажет…
Аделина
Как я и предполагала, Владыкина явилась. Но не домой, а к воротам клиники – приехала на такси ровно к тому моменту, как мой рабочий день закончился. Поскольку Матвей вернулся после лекции почти вовремя, она даже замерзнуть толком не успела, хотя и подготовилась – была не в кокетливой шубке, а в лыжном комбинезоне, теплой шапке и туристических ботинках.
Увидев ее на обочине сразу за шлагбаумом, я разозлилась.
– Ну, ты посмотри! Не будь она моей подругой, я бы сейчас полицию вызвала!
– Деля, успокойся, – Матвей дотянулся до моей руки и сжал ее. – Сейчас мы ее подберем и промоем мозги, пока домой везем. К ней домой, не к нам.
Я ничего не имела против такой постановки вопроса, но разговаривать с Оксаной не хотела.
Я терпеть не могу, когда мои просьбы игнорируются, даже если делает это мой близкий человек. Дело касалось не меня лично – оно касалось моей клиентки, и я обязана обеспечить то, за что она заплатила деньги, – конфиденциальность.
Матвей затормозил рядом с подпрыгивавшей на одном месте Оксаной, опустил стекло.
– Ну, садись, раз приехала.
Та шустро юркнула на заднее сиденье.
– Ой, хорошо, что вы не задержались, мороз-то какой!
– Знала бы, что ты тут – дежурить бы осталась, – пробормотала я так, чтобы она тоже это услышала.
– А ты разреши своим охранникам в меня стрелять! – с вызовом откликнулась Оксана.
– Еще раз у шлагбаума увижу – придется.