Приеду к обеду. Мои истории с моей географией - читать онлайн книгу. Автор: Екатерина Рождественская cтр.№ 82

Построил его в 1902 году Дэниэль Бернхэм. Он сделал его именно такой формы, потому что земля в этом районе ценилась на вес золота, и выжать с маленького треугольного участочка надо было все по максимуму. Как только «Утюг» был сдан в эксплуатацию, то начал обрастать легендами и слухами. Одна из самых веселых легенд настойчиво утверждала, что его острый угол создает сильную розу ветров и необычные порывы, бьющие снизу, мгновенно задирают женщинам юбки. Модницам, направлявшимся в магазины «Женской мили» на Пятой авеню, где в начале века находились все модные лавки, было опасно проходить у этого угла, не столько из-за ветра, сколько из-за толпы молодых людей, собиравшихся посмотреть на прекрасное. Зачастую парней даже приходилось разгонять с помощью полиции, так как они выходили на проезжую часть и тем самым создавали заторы. Хотя и сами полицейские свято верили в эту прекрасную легенду, предпочитая почаще дежурить у знаменитого дома. Сейчас женские юбки на улицах Нью-Йорка уже редкость, разве что мужчины стали их чаще носить, но уже никто не собирается у дома-Утюга, чтобы посмотреть на волосатые мужские ножищи.

А перед самым нашим отъездом в Нью-Йорке вырубился свет, где-то из-за грозы сгорел трансформатор… В результате десятки кварталов остались в темноте. Фонари на улицах, светофоры, освещение в квартирах – ничего не горит! Нам даже пришлось при свете фонарика спускаться пешком с нашего высотного этажа с другими жильцами, а менеджер по радио все время успокаивал: «Не волнуйтесь, всего лишь нет электричества! Без паники! Те, кто застрял в лифте номер один, тоже не волнуйтесь, дышите ровно, вас сейчас освободят!» Приключение же, интересно! Все тяжело пыхтели, спотыкались, но друг друга подбадривали. Когда спустились, уже потемнело и довольно странно было наблюдать улицы в кромешной темноте. Люди замерли, прислушиваясь и вглядываясь во мрак, словно оттуда вот-вот появятся разные чудовища, годзиллы, зомби и вампиры, нахохлились на всякий случай, ощетинились, очень удивились, что ни чудищ, ни света нет и превратились в совершенно беспомощных детей. По улицам заездили пожарные и скорые, стало темнее, но намного шумнее от сирен, чем в обычный день. У вокзала на всякий случай высадились автоматчики и встали по периметру темного вокзального здания. Продавцы, клацая решетками, срочно начали закрывать магазины и вышли обсудить друг с другом, куда катится мир.

Мир катился. Темноглазые небоскребы без единого огонька мрачно и зловеще нависли над улицами. Кое-где в окнах стали зажигаться робкие свечки, указывающие кому-то путь.

Город разделился на темные и светлые силы. Так длилось всю ночь. Но светлый маг Эл Эктрик достал из своего кожаного поскрипывающего сундука древнюю книгу света (вообще-то, это была книга Светы, которую притащили его предки, переселенцы из Европы, но об этом пока никто не знал), раскрыл ее на нужной странице, провел древний ритуал с приседаниями и кряхтением и дал свет. Горожане приняли свет с удовольствием, пожали Элу шершавую ладонь и отпустили в бар.

#######

Ну и настала пора делать из Америки ноги, хорошего понемножку. Стою в гостинице в очереди у стойки, чтобы распечатать обратные билеты, наблюдаю прелестную картину. Передо мной англичанин. Приятный такой, застегнутый на все свои английские пуговицы в прямом, и в переносном смысле, высокий блондин с голубыми глазами, ну вы понимаете. Воркуют они с менеджером, с такой рыхлой, крупной, улыбчиво-сисястой чернокожей тетенькой, словно вышедшей из фильма «Унесенные ветром». Та слушает его, глазки закатывает, радостно кивает ожившими шейными позвонками, припрятанными под толстенным слоем сала, и уже их радости нет предела, и обсудили всё – и шикарную нью-йоркскую погоду, редкую в этот сезон, и Женщину Свободы, и Гиннес с Хайникеном, и рецепт яблочного пирога из Атланты, и пора уже отчаливать, как под финал он спохватывается и просит зарезервировать столик в ресторане на его имя на две персоны, ему с женой. И диктует по буквам свою фамилию. Пауза.

С первого раза она ему, видимо, не поверила, настолько эта фамилия во всем совпала с ее обладателем: John T-o-o-g-o-o-d…, в переводе, видимо, Слишкомхорошевый….

Она выбрала самый свой козырный взгляд, чтобы одарить его, они снова наобменялись улыбками, мило пошутили, потом он добавил, понизив голос, что и на самом деле ничего себе и кем бы он стал без такой фамилии, неизвестно…

И, представляете, наконец ушел… А следом со своей фамилией подошла я…

Решила спустя долгое время пойти «к себе», во двор на Поварской. Вот просто решила и всё. Раньше не тянуло. А однажды захотелось почему-то как-то поособенному закончить один важный для меня день. Погода была волшебная, снег падал с неба такой… ну как бы вам объяснить… как если б вдруг случился июнь и сверху повалились бы одуванчиковы головки, и не по отдельному парашютику, а целиковые. Двор мой стоял торжественный, словно знал, что я приду, и готовился заранее. Толстого почти не было видно под сугробом. И что странно – раньше он представлялся мне огромным, а сейчас сидел невзрачный такой старикан вполне человеческого роста, ну ладно, чуть больше, но совсем не гигант, как когда-то в детстве мне представлялось. Вечерний двор казался какой-то неуклюжей театральной декорацией – фонари загадочно освещали его с улицы, свет отражался от снега и было ощущение, что весь двор светится изнутри, из-под снега… Я вдруг представила, что в это мгновение перенеслась на много-много лет назад, бывает же такой прием в кино, и вот увидела прабабу Полю со своими товарками у входа в подвал, сидят они, значит, как всегда, обсуждают что-то важное и значительное, видимо, давление. Тарас, дворник наш, снег чистит у катка, в середине двора ж каток зимами был. А на катке кругами и чуть неловко скользят парами бабушка, Лидка моя, с Борисом, дедом, брат ее Ароша со своей бледной и чахлой Валентиной, обувщик дядя Миша с представительной соседкой Сусанной Николаевной, даже молодые мама с папой, все в одном времени и приблизительно одного возраста. Какие-то счастливые, как на параде, разгоряченные, пышут паром, смеются и с лязгом разгоняются, оставляя на льду белые искрящиеся следы. А потом еще круг по катку, и уже какие-то незнакомые улыбающиеся пары, чужие лица, видимо, те, кто когда-то здесь тоже жил… Всё наворачивают и наворачивают круги, всё быстрее и увереннее, но мимо, мимо, мимо…. У кого-то из окна звучит музыка – какая, я почти не слышу, но угадываю, и она очень подходит этому водовороту:

Торжественно звучат трубы, настороженно бьют барабаны, но все равно ощущение совершенно живое и теплое, несмотря на холод и снег…