Ученик убийцы - читать онлайн книгу. Автор: Робин Хобб cтр.№ 12

У меня пересохло во рту, Ноузи сжался у моих ног.

– Но я не знаю, – я пытался протестовать. – Откуда я могу знать, что будет, пока не сделал этого?

– Если ты не знаешь, то я знаю! – взревел он, и теперь я в полной мере ощутил, какую ярость подавлял он все это время и как много он выпил в эту ночь.

– Щенок уйдет, а ты останешься. Ты останешься здесь на моем попечении, где я могу не спускать с тебя глаз. Раз Чивэл не хочет, чтобы я ехал к нему, это самое меньшее, что я могу для него сделать. Я позабочусь о том, чтобы его сын вырос человеком, а не волком. Я сделаю так, даже если это убьет нас обоих. – Он нагнулся, чтобы схватить Ноузи за шиворот. По крайней мере, таково было его намерение. Но щенок и я отскочили от него. Вместе мы ринулись к дверям, но засов был задвинут, и, прежде чем я смог открыть его, Баррич догнал нас. Ноузи он отбросил сапогом, а меня схватил за плечо и отодвинул от двери.

– Иди сюда, щенок,– скомандовал он, но Ноузи бросился ко мне. Баррич стоял у дверей, красный и задыхающийся, и я поймал какой-то тайный ток его мыслей – ярость, которая искушала его раздавить нас обоих и покончить с этим. Он снова обрел самообладание, но этого быстрого проникновения в его намерения оказалось достаточно, чтобы я был повергнут в панику. И когда он внезапно бросился на нас, я оттолкнулего со всей силой моего страха.

Он упал внезапно, как птица, сбитая в полете, и некоторое время сидел на полу. Я встал и прижал к себе Ноузи.

Баррич медленно качнул головой, как бы стряхивая с волос капли дождя. Потом встал, возвышаясь над нами.

– Это в его крови,– я слышал, как он бормочет про себя,– в его проклятой материнской крови. И нечего тут удивляться. Но мальчишку надо проучить.– И потом, глядя мне прямо в глаза, он предупредил меня: – Фитц, никогда больше не поступай так со мной.

Никогда. А теперь дай мне этого щенка. – Он снова двинулся на нас, и, опять ощутив вспышку его скрытой ярости, я не смог сдержаться. Я еще раз оттолкнул его. Но на этот раз моя защита встретилась со стеной, которая вернула мне удар, так что я споткнулся и упал, почти потеряв сознание. Тьма накрыла меня. Баррич стоял надо мной.

– Я предупреждал тебя, – проговорил он тихо, и голос его звучал как рычание волка. Тогда в последний раз я почувствовал, как его пальцы схватили Ноузи за шиворот. Он поднял щенка и понес к двери, держа его не грубо. Замок, не подчинившийся мне, Баррич открыл быстро, и потом я услышал, как его тяжелые сапоги застучали по лестнице.

Я тут же оправился, вскочил на ноги и бросился на дверь. Но Баррич каким-то образом запер ее, потому что я только безнадежно царапал засов. Я чувствовал Ноузи все слабее, по мере того как его уносили все дальше и дальше, оставляя мне взамен отчаянное одиночество. Я хныкал, потом взвыл, царапаясь в дверь и пытаясь вернуть свой контакт с другом. Потом была внезапная вспышка красной боли, и Ноузи исчез. Все его собачьи чувства полностью покинули меня, я кричал и плакал, как делал бы на моем месте всякий другой шестилетка, и бессильно колотил по деревянным доскам. Казалось, прошли часы, прежде чем Баррич вернулся. Я услышал его шаги и поднял голову, лежа в изнеможении на дверном пороге. Он открыл дверь, потом ловко схватил меня за ворот рубашки, когда я попытался проскочить мимо него. Он втащил меня обратно в комнату, захлопнул дверь и снова запер ее. Я без слов бросился на дверь, слезы подступали к горлу. Баррич устало сел.

– И не думай об этом, мальчик, – предостерег он меня, как будто мог слышать мои безумные мысленные планы о том, что я буду делать, когда он выпустит меня в следующий раз.– Его нет. Щенка нет, и.это проклятье и позор, потому что он был хорошей крови. Его родословная была почти такая же длинная, как твоя. Но я лучше потеряю собаку, чем человека.

– Когда я не пошевелился, он добавил, почти ласково – Перестань думать о нем. Тогда будет не так больно.

Но я не мог перестать. Я слышал по голосу Баррича, что на самом деле он и не ждет этого от меня. Он вздохнул и начал потихоньку готовиться ко сну. Он больше не разговаривал со мной, только погасил лампу и устроился на своей постели. И он не спал, и до утра все еще оставались часы, когда он встал, поднял меня с пола и положил на теплое место, которое его тело нагрело в одеялах. Он снова ушел и некоторое время не возвращался. Что же до меня, то я смертельно тосковал, и лихорадка трепала меня много дней. Баррич, я полагаю, сообщил, что у меня какая-то детская болезнь, и меня оставили в покое. Прошло много дней, прежде чем мне снова разрешили выйти, и тогда я уже не был свободен.

Потом Баррич принял меры, чтобы у меня не было никаких шансов привязаться к какому-нибудь животному. И я уверен, он думал, что преуспел в этом, и в какой-то степени это было так, то есть я не мог почувствовать никакой особенной связи с собакой. Я знаю, что он желал мне добра. Но я чувствовал себя не под защитой, а в заключении. Баррич был надзирателем, который следил за моей изоляцией с фанатичным упорством. Невероятное одиночество было посеяно именно тогда и пустило во мне глубокие корни.

Настоящие истоки Скилла, вероятно, всегда будут покрыты тайной. Конечно, склонность к нему особенно сильно проявляется в королевской семье, хотя и не ограничивается только ею. Судя по всему, и правда есть доля истины в народной поговорке: «Когда морская кровь сливается с кровью равнин, расцветает Скилл». Островитяне, по-видимому, не имеют предрасположенности к Скиллу, так же как и люди, вышедшие только из коренного населения Шести Герцогств.

Все в мире ищет ритма и в ритме находит покой – вероятно, это в природе вещей? Во всяком случае, мне всегда казалось, что это так. Все события – неважно, катастрофические или просто странные – разбавлены рутиной нормального течения жизни. Люди, бродящие по полю битвы среди павших в поисках раненых, все же останавливаются, чтобы откашляться или высморкаться, и поднимают голову, слыша крик клина диких гусей. Я видел крестьян, которые продолжали пахать и сеять невзирая на армии, бьющиеся всего в нескольких милях. Так было и со мной. Я оглядываюсь назад и удивляюсь. Разлученный со своей матерью, брошенный в новый город и в чужую страну, оставленный моим отцом на попечение этого человека и лишенный моего четвероногого друга, я тем не менее в один прекрасный день встал с постели и вернулся к жизни маленького мальчика. Для меня это означало: подняться, когда Баррич разбудит меня, и последовать за ним в кухню, где я ел под его присмотром. После этого я становился тенью Баррича. Он редко выпускал меня из виду. Я, как собака, ходил за ним по пятам, наблюдая за его работой и по возможности помогая ему в разных мелочах. Вечером был ужин, когда я сидел рядом с ним на скамейке и ел, а Баррич пристально следил за моими манерами. Потом мы поднимались наверх, в его комнату. Там я проводил остаток вечера, молча глядя в огонь, пока он пил, или в ожидании его возвращения. Если он не пил, то работал – чинил или мастерил сбруи, смешивал мази, составлял снадобья для лошадей. Он работал, и я научился наблюдать за ним, хотя, насколько я помню, мы произносили не много слов. Теперь странно думать, что таким образом прошли два года – и большая часть третьего.