— Кормилица захворала! — пробасила Барбара, перекрикивая ребенка. — Месье Андреас забрал ее к себе, лечить! А мне и приглядеть некогда. Все, что могу, молока ему разогреть. Пусть приучается. Брат Паулюс, будь другом, понянькай эту ночь. К утру Генриетте, уж верно, получше станет.
Паулюс взял на руки вопящий что есть мочи сверток. Он не был уверен в скором выздоровлении кормилицы, коль за ее лечение взялся Андреас. Однако деваться некуда.
— Как хоть зовут-то его? — поднял он глаза на кухарку.
— Маркиз де Конфьян его зовут! — почтительно проговорила Барбара.
— Крестили его как? — сдерживая раздражение, уточнил монах.
— Ах это? Сержем, как старшего маркиза, конечно. Ну ты, брат Паулюс, и странный вернулся из своих дальних стран. Привидение-то твое как? Спит уже?
— Спит! Готовится к возвращению в свое измерение. Ты уж нам завтра завтрак пришли, будь любезна, — Паулюс широко улыбнулся.
Барбара щелкнула брата Паулюса по носу и засмеялась:
— Принесу. К четырем утра. Он как раз проснется. А после поведете юного маркиза на прогулку.
— Ладно, — пробормотал Паулюс, — ступай. Справлюсь с Божьей помощью.
— Так уж и с Божьей? — шутливо проворчала кухарка, пытаясь заглянуть в комнату монаха через его плечо.
— С Божьей, с Божьей, — монах подтолкнул Барбару плечом за порог. И закрыл дверь, толкнув ее ногой.
Сверток продолжал кричать. Паулюс подошел к Лиз и протянул ребенка ей.
— Вот!
— Ну… Круто… — опешив, пробормотала Лиз, — вот и не предохраняйся после этого.
XIII
23 декабря 2015 года, Париж
Мари повернула ключ в дверном замке и вошла в квартиру. Было очень тихо. Ужасно, пугающе тихо. Почему-то стало страшно. Вдруг…. Вдруг все? Вдруг он уже вернулся в Фенеллу? Вздрогнула. Сняла пальто и повесила на вешалку. В изнеможении прислонилась к стене, выронив пакет на пол. Просто руки опустились сами.
Когда она уходила, Мишель еще спал. Или делал вид, что спал. С него станется.
Вид у нее был дурацкий. Ничего из прежнего гардероба не подходило, кроме несчастных пижамных штанов и футболки Алекса. Кое-как облачившись в этот кошмар и накинув на плечи пальто, она вызвала такси и отправилась в ближайший торговый центр. Там и переоделась. В нормальную человеческую одежду. Для беременных.
Оттуда отправилась в супермаркет — есть все-таки что-то надо было. Одними страданиями сыт не будешь. И вообще, как говорит Барбара, надо много кушать, чтобы Его Высочество был здоровеньким. Мари грустно улыбнулась собственным мыслям и отлепилась от стены. С трудом наклонилась, чтобы снять сапоги. И, наконец, прошла в комнату, чувствуя, как замирает сердце при мысли о том, что Мишеля там может уже не быть.
Он был там. Был. Стоял у огромного, в человеческий рост окна. А услышав ее шаги, обернулся.
— Ты сегодня рано проснулась, — подошел он к ней.
— Разумеется, — холодно ответила Мари и почувствовала вдруг растерянность — она не знала, что делать сейчас возле него, чтобы не расплакаться в очередной раз. — У меня много дел. Очень много дел. Я звонила Кристофу. Оказывается, они не нашли мне замену. Принцессу Легран заменить непросто. Так что я возвращаюсь в агентство.
Нахмурившись, она направилась в сторону кухни, разбирать пакеты. Мишель уже привычно пошел за ней следом.
— Королеву Трезмонскую заменить невозможно. Тебе было скучно в Фенелле? Здесь у тебя дела…
Он задумчиво взял один из пакетов, принесенных Мари, и стал вслед за ней выкладывать содержимое в большой шкаф. Его Величество в сотый раз пытался придумать, как ему попасть в Монсальваж. И в сотый раз он приходил к тому, что без жены ему не справится.
— Здесь у меня жизнь, — коротко ответила Мари, стараясь не смотреть на него. — Понимаешь?
— Понимаю, — Мишель продолжал выкладывать продукты из пакета, которым не было конца. — Ты хочешь сказать, что весь прошедший год ты не жила?
Он отбросил в сторону пакет, громыхнувший чем-то внутри, и развернул Мари лицом к себе, чтобы видеть ее глаза.
— Я хочу сказать, что, оказывается, я придумала себе ту жизнь, — зло ответила она. — И незачем так шуметь! Подними пакет.
— Придумала? Значит, придумала? Прекрасно! — он отпустил ее. — В таком случае, ты придумала и меня, и нашего ребенка.
И ушел из кухни, вновь расположившись на диване. К черту! В Монсальваж! В конце концов, здесь все говорят по-французски. Надо лишь спросить.
— Подними этот чертов пакет! — донеслось до него.
Его Величество вздохнул, поднялся, вернулся в кухню, поднял пакет и поставил его на стол. Мари вынула из него коробку с круассанами и бутылку молока. Все это придвинула к Мишелю и коротко сказала:
— Пока кофе сварится, хоть этим перекуси. Так когда, говоришь, ты вернешься в Трезмон?
Он взглянул на нее уставшими глазами. Происходящее не укладывалось в его голове. Она считала придуманным прошедший год, в то время как он считал его самым счастливым. Она упорно пыталась его накормить, в то время как он даже смотреть на еду не желал. Она упорно желала знать, как скоро сможет от него избавиться…
— Тебе недолго придется меня терпеть… — негромко бросил он.
— Сколько? — отозвалась она так, будто это было самым главным вопросом на свете.
— Хочешь, я уйду прямо сейчас? — Мишель вновь пристально посмотрел на свою жену. Но ведь и это она считает выдумкой.
— Мы через все это уже проходили, Мишель. Если ты не угодишь под машину, то случится что-то еще. Сиди здесь, пока Петрунель, или с кем ты там на этот раз заключил сделку, не перенесет тебя обратно.
— А если мне придется сидеть здесь целый год? — спросил он, по-прежнему не отводя взгляда.
— Мне все равно. Все кончено, Мишель. Я думаю, чтобы это понять, года тебе не потребуется.
— Даже если я пойму, я не смирюсь с этим. Потому что все совсем не так, как ты думаешь. И однажды ты обязательно узнаешь…
— Черт бы тебя побрал! — не выдержала Мари, чувствуя, что голос начинает дрожать. — Я ничего не хочу знать! Я ничего не хочу видеть! Я устала от этого разговора! Я устала от тебя!
— Значит, мне лучше уйти, — направился в коридор Его Величество.
— Тебе не надоело? — крикнула Мари ему в спину.
В ответ на ее слова негромко хлопнула дверь.
— Идиот! — буркнула сквозь зубы Мари и привычно уже поплелась на балкон.
Выйдя из дома, Мишель медленно пошел по мостовой. Но, несмотря на свои твердые намерения, размышлял он не о Санграле, а о том, что будет, если ему придется вернуться в Фенеллу без Мари. У него есть королевство, обязанности, честь. Но, черт возьми, все это переставало иметь хоть какое-то значение без Ее Величества.