— Повторяю, я этому твердо верю. В доказательство того,
что я склонен вам доверять, скажу вам без всяких недомолвок, что мы
предполагаем выпытать тайну, какова бы она ни была, припугнув этого Монкса. Но
если… если, — продолжал джентльмен, — его не удастся задержать или если
мы его задержим, но не удастся воздействовать на него так, как мы хотим, вы
должны выдать еврея.
— Феджина! — вскрикнула девушка, отшатнувшись.
— Этого человека вы должны выдать, — сказал
джентльмен.
— Я этого не сделаю! Я этого никогда не сделаю! —
воскликнула девушка. — Хоть он и черт, а для меня был хуже черта, этого я
никогда не сделаю.
— Не сделаете? — переспросил джентльмен, который,
казалось, был вполне подготовлен к такому ответу.
— Никогда, — повторила девушка.
— Объясните мне — почему.
— По одной причине, — твердо ответила
девушка, — по одной причине, которая известна этой леди, и леди будет на
моей стороне, я это знаю, потому что я заручилась ее обещанием. Есть и другая
причина: какой бы дурной ни была его жизнь, моя жизнь тоже была дурной; многие
из нас шли вместе одной дорогой, и я не предам тех, которые могли бы — любой из
них — предать меня, но не предали, какими бы ни были они дурными людьми.
— В таком случае, — быстро сказал джентльмен,
словно это и была та цель, какой он стремился достигнуть, — отдайте в мои
руки Монкса и предоставьте мне иметь дело с ним.
— А что, если он выдаст остальных?
— Обещаю вам, что, если у него будет вырвано правдивое
признание, тем дело и кончится. В короткой жизни Оливера несомненно есть
какие-то обстоятельства, которые тягостно предавать огласке, и если мы добьемся
правды, эти люди не понесут никакого наказания.
— А если не добьетесь? — спросила девушка.
— Тогда, — продолжал джентльмен, — этот
Феджин не будет предан суду без вашего согласия. Думаю, в таком случае мне удастся
привести вам доводы, которые заставят вас уступить.
— Леди тоже обещает мне это? — спросила девушка.
— Да, — ответила Роз. — Даю вам торжественное
обещание!
— Монкс никогда не узнает, откуда вам все
известно? — спросила девушка после короткого молчания.
— Никогда, — ответил джентльмен. — Эти
сведения будут преподнесены ему так, что у него не мелькнет ни единой догадки.
— Я была лгуньей и с детства жила среди лгунов, —
сказала девушка после новой паузы, — но вам я поверю на слово.
Получив от обоих подтверждение, что она может твердо им
верить, девушка тихим голосом, — подслушивавшему не раз было трудно
уловить даже смысл ее слов, — начала рассказ, упомянув название и
местоположение трактира, где в тот вечер начали ее выслеживать. Судя по тому,
что иногда она умолкала, могло показаться, будто джентльмен торопливо
записывает сообщаемые ею сведения. Старательно указав все приметы этого
трактира, наиболее удобное место, откуда можно было бы за ним следить, не
привлекая к себе внимания, и те дни и часы, когда Монкс имел обыкновение его
посещать, она как будто на несколько секунд призадумалась, стараясь ярче
восстановить в памяти его лицо и манеры.
— Он высокого роста, — сказала девушка, — и
крепкого сложения, но не толстый; он как будто не ходит, а крадется и при
ходьбе поминутно оглядывается через плечо сначала в одну сторону, потом в
другую. Не забудьте об этом, потому что глаза у него так глубоко посажены, как
я ни у кого еще не видела, и, должно быть, по одному этому вы могли бы его
узнать. Лицо смуглое, волосы и глаза темные; и хотя ему не больше двадцати
шести — двадцати восьми лет, вид у него изнуренный и угрюмый. Губы у него
бледные и искусанные, потому что с ним случаются ужасные припадки, а иногда он
даже до крови кусает себе руки. Почему вы вздрогнули? — спросила девушка,
внезапно запнувшись.
Джентльмен поспешно ответил, что ей показалось, и попросил
ее продолжать.
— Часть этих сведений, — сказала девушка, — я
выпытала у жильцов этого дома, о котором вам говорила, потому что сама видела
его только два раза, и оба раза он был закутан в широкий плащ. Вот, кажется, и
все приметы, какие я могу вам сообщить, чтобы вы его узнали. А впрочем,
подождите! — добавила она. — У него на шее, под галстуком, вы можете
увидеть, когда он поворачивает голову…
— Большое красное пятно, словно от ожога? —
вскричал джентльмен.
— Как?.. — сказала девушка. — Вы его знаете!
Молодая леди вскрикнула от удивления, и несколько секунд они
стояли так тихо, что шпион ясно слышал их дыхание.
— Кажется, да, — сказал джентльмен, нарушая
молчание. — Я бы узнал его по вашему описанию. Посмотрим. Много есть
людей, поразительно похожих друг на друга. Быть может, это и не он.
Сказав это с притворным равнодушием, он приблизился шага на
два к притаившемуся шпиону, о чем последний мог догадаться по тому, как
отчетливо было слышно его бормотанье: «Это несомненно он!»
— Вы, любезная, — сказал он, вернувшись, если
судить по голосу, туда, где стоял раньше, — оказали нам весьма важную
услугу, и я хочу вас отблагодарить. Чем могу я быть вам полезен?
— Ничем, — ответила Нэнси.
— Не упорствуйте, — настаивал джентльмен, в голосе
и тоне которого было столько доброты, что она могла бы тронуть сердце гораздо
более жестокое и черствое. — Подумайте. Скажите.
— Ничем, сэр, — заплакав, повторила
девушка. — Вы ничем не можете мне помочь. Нет у меня больше никакой
надежды.
— Вы сами себя ее лишаете, — сказал
джентльмен. — До сих пор вы лишь понапрасну расточали свои юные силы, те
бесценные сокровища, которыми творец одаряет нас лишь однажды и никогда не
наделяет вновь. Но что касается будущего, то вы можете надеяться. Я не говорю,
что в нашей власти дать покой вашему сердцу и душе, ибо покой приходит, если вы
его ищете; но обеспечить вам тихое пристанище в Англии или, если вы боитесь здесь
остаться, где-нибудь в чужих краях, — это не только в нашей власти, но
является самым горячим нашим желанием. Еще до рассвета, прежде чем эта река
проснется при первых проблесках дня, вы будете совершенно недосягаемы для ваших
прежних сообщников и не оставите после себя никаких следов, словно вы в одно
мгновение исчезли с лица земли. Пойдемте! Я не хочу, чтобы вы вернулись туда,
обменялись хоть одним словом с кем-нибудь из прежних товарищей, бросили взгляд
на старые места, вдохнули тот воздух, который несет вам гибель и смерть.
Оставьте все это, пока есть время и возможность!
— Теперь ее удастся уговорить! — воскликнула
молодая леди. — Я уверена, что она колеблется.