— Как много разных имен, — сказал я. — Я даже не уверен, что я ее по-прежнему ненавижу. Я устал ее ненавидеть. Сюда меня привела только мимолетная память о ней. То, что я принял за ее злые чары, было лишь обыкновенной злобой женщины, созданной моим волшебством. Гайст, — произнес я, — наверное, я никогда больше не буду волшебником.
КНИГА ВТОРАЯ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
В ПУСТЫНЕ
Глава 1
Дорога вела на юг, к окраине города. Здесь и там на холмах виднелись жертвенники и небольшие храмы. В воздухе кружила стая серых голубей, и в предрассветной тишине раздавались звуки молитв; но за стеной, среди садов и пальмовых рощ, среди лугов, на склонах черными дырами зияли отметины погребальных костров. Не знаю, сколько людей, бежавших сюда из города в поисках убежища, погибли, но несомненно, найдется какой-нибудь пронырливый честолюбивый бюрократ, который подсчитает потери, чтобы оставить будущим поколениям летопись желтой чумы.
Примерно в пяти милях от центра Бар-Айбитни южная дорога разветвляется на несколько более мелких. Повернув на восток, мы вскоре вышли на древний путь, ведущий в Симу, который теперь огибает древнее болото Бит-Хесси, хотя во времена хессекской империи он подходил прямо к воротам города. Путь по суше — опасная вещь. Несколько веков по нему в ту и в другую сторону ходили караваны, пока приход масрийских кораблей не положил начало морским перевозкам. Однако для тех, кто был слишком беден или слишком экономен, путь по суше оставался единственным способом передвижения. Шрийские торговцы называли его Ост (Неизбежный). Хотя кое кто из них и прибыл в город по морю, чтобы не опоздать на коронацию нового императора, никто таким же образом не отправился обратно, поскольку иначе им пришлось бы отдать всю прибыль за удовольствие помучиться морской болезнью, а может быть, и потерять половину скота во время путешествия. Ост сначала проходит через глухие леса к западу от горных озер. Здесь в достатке плодов, ягод, съедобных кореньев, а под высокими деревьями можно укрыться от жары. Но через три дня лес кончается, и открывается равнина. По краям это влажные луга, а на пятый день начинается сушь. Тонкие черные струйки ручейков, которые иногда встречаются на равнине, текут с соляных болот, что расположены по направлению к побережью, вода в этих ручейках соленая и непригодна для питья. К началу девятого дня путник входит в Пустыню — так все называют территорию, отделяющую архипелаги Сима и Тинзен от плодородных земель центрального юга.
Пустыня. Пустое место. Это скалистая страна, где чередующиеся плато и холмы принимают разнообразные причудливые очертания. Днем, когда небо, как всегда в конце лета, постоянно изменяется — от лазурно-голубого к свинцово-белому или грозовому, Пустыня высвечена, как слоновая кость. А на заре и на закате пыль, постоянно поднимающаяся с земли, как клубы дыма, превращает и небо, и землю в огромный ковер, сотканный из кроваво-красного, шафранового, пурпурного и коричневого цветов. Огромные пространства и цветовое однообразие вытягивают способность мыслить, разум отделяется от тела и уносится в космос. Вот тут возникают миражи и видения.
И разбойники. Однако, шрийцы уже привыкли к этой неприятной мелочи и платят подать всем, кто требует ее по дороге, считая, что это все-таки дешевле, чем платить за корабль. Грабителям, по виду мало чем отличающимся от диких зверей, приятно вежливое и любезное обращение шрийцев, готовых сразу без лишней суеты отдать то, что от них требуют, поэтому грабят их не сильно и вреда не причиняют. Нападают по-настоящему только на богатые купеческие караваны, владельцы которых пожалели денег на путешествие по морю или на достойную охрану. У них отнимают все, до последней заклепки, а мертвых оставляют в пищу крысам, после захода солнца вылезающим из своих нор. Удивительно, как много таких караванов продолжают упорствовать в своих попытках пересечь эту местность и становятся добычей ее обитателей.
Поэтому шрийцы испытывают перед разбойниками некое подобие суеверного ужаса.
Тот факт, что в скалах обитают и люди и животные, свидетельствует о том, что вода здесь все-таки есть. Шрийцы говорят, что если кто-нибудь находит источник, то им пользуются все сообща — и крыса, и змея, и убийца — все сидят рядом и не трогают друг друга. Даже желтый тигр, который иногда проходит по песчаным дюнам, оставляя за собой извилистый след, даже он не убивает свою добычу на водопое. Путешествие по Пустыне длится тридцать-сорок дней — дольше, чем если бы вы повернули на юг перед Сима-Сэминайо (дорогой по дамбе, ведущей в Симу, которая проложена по перешейку и цепи островов). Повернуть на юг перед дамбой — значит углубиться в юго-западный океан, а на это способен лишь сумасшедший, потому что до земель, расположенных за ним, нужно добираться несколько месяцев при неустойчивой погоде, и успех в торговле также сомнителен.
Мне был двадцать один год. В душе я чувствовал себя гораздо старше, возможно, на несколько десятков лет, и, вместе с тем, в какие-то моменты я был еще неопытным зеленым юнцом. В голове у меня была путаница, присущая этому возрасту, но в остальном я был зрелым человеком. Любовь, надежда, страх — все это было уже позади. Внутри меня сидел на привязи лев по имени Сила, и я не должен был спускать его с цепи. Бога, чью слабость могла бы скрыть эта сила, уже не было. Принц-волшебник, стремящийся к власти, тоже исчез. Остался лишь человек, которому почти ничего не нужно было от жизни. Одним ярким пятном осталось лишь мое ночное видение, которое заставило меня сойти с намеченного пути. Я бы до сего дня оставался в племени и пользовался бы почетом и уважением, если бы меня постоянно не преследовали эти два духа — белый и черный.
Мне нечего было предложить Гайсту и его людям, но они взяли меня с собой. Я, чем мог, старался помочь им. Быки — не лошади, но я быстро научился с ними обращаться. Я сделался заправским погонщиком симейзских быков — впрягал их в повозку, укладывал спать, кормил, вел на водопой, после чего их животы раздувались, как бурдюки, что потом помогало им выдержать переход по пустыне. Вазкор — погонщик скота, Вазкор, который был дикарем, мечтателем, целителем, предателем-мессией, воскресшим магом. Вазкор, сын Вазкора, Вазкор, рожденный от Белой ведьмы.
Четыре дня пути по южной дороге через лес и обводненную часть равнины пролетели как один большой день, в который несколько раз вклинивались кусочки ночи. Я спал мало, мучаясь бесполезными раздумьями о том, как избавиться от того, от чего я никогда не избавлюсь. Один раз, на минутку задремав, я проснулся, и мне показалось, что я лежу в саркофаге. И я не почувствовал ужаса.
Лежа на земле в слабом мерцании костра, я ждал, когда наступит моя очередь сменить часового, которого уже порядком клонило в сон. Я пытался понять, что со мной произошло: там, в некрополе я не умер, но умерли все мои страхи, стремления и желания. Вскоре подходил дозорный и, дотронувшись до моего плеча, «будил» меня; обычно это были Джеббо или Оссиф, — сводные братья Гайста, владельцы другой повозки. На четвертую ночь в дозоре был сам Гайст — он, в отличие от других, стоял на своем посту неподвижно, но не дремал.