– Уроды… – пробормотал Тогоев себе под нос и тут
неожиданно осознал, что ему так не понравилось. Эти двое разговаривали с ним на
равных.
Олег Борисович любил мысленно наблюдать со стороны за собой
и какими-нибудь визитерами: он знал, что производит впечатление не слишком
серьезное, и тем приятнее был контраст между его легкомысленной персоной и
уважительным, зачастую подобострастным поведением гостей. Тогоев любил
паясничать, изображая из себя маленького человечка с большими возможностями, и
его самолюбие чрезвычайно грела мысль, что все вокруг прекрасно понимают, в чем
заключается игра.
Но Илюшин и тот, второй, фамилию которого Олег Борисович,
конечно же, не запомнил, не стали играть по предписанному им сценарию.
«Шестерки», нанятые для несложной работы, вели себя не как наемный персонал,
легко заменяемый другим, таким же, может, чуть пониже классом, а как люди,
которые чего-то стоят. Хотя всем было ясно, что они не стоили ни-че-го.
– Все чертова демократия, – зло бросил Олег
Борисович, убежденный сторонник монархии. – Развелось, понимаешь, всяких…
Забыли свое место.
Хруцкий терпеливо ждал за его спиной, ничего не говоря –
привык, что шеф часто разговаривает сам с собой и собеседник ему не требуется.
– Поналезла шантрапа в Москву с окраин Родины… –
бормотал Тогоев, забыв, что сам приехал в столицу пятнадцать лет назад. –
Раньше бы их всех быстро к ногтю прижали за неуважение.
Впрочем, поразмыслив, он решил не портить себе настроение.
Найти дочь было важнее.
– Скажешь Костику, чтобы предоставил этим всю
информацию, – распорядился он. – Что там им понадобится… Фотографии,
с кем она общается, что носит….
Виктор негромко кашлянул.
– Что такое? – спросил Тогоев.
– Они еще не дали согласия.
Тогоев обернулся, недоверчиво уставился на Хруцкого
маленькими глазками. Люди приезжали к нему домой, он ввел их в курс дела,
назвал весомый гонорар… Что им еще нужно?!
– Что значит «не дали согласия»? – взъярился
он. – Да кто вообще…
Визгливый голос прервался на полуслове. Тогоев легко выходил
из себя, но быстро успокаивался, а фирменные вспышки «тогоевского» гнева он
устраивал только для зрителей. Сейчас стараться было незачем.
– Ладно, – покладисто проговорил он. –
Мальчики-мальчики-мальчики… Думают они, значит? Пускай думают.
Офис сыщиков, в шутку именуемый Сергеем Бабкиным «штабом»,
находился в квартире Илюшина. Солнце заливало комнаты, выходившие окнами на
парк, над голыми деревьями которого шныряли мелкие воробьиные стайки. Макар сел
в кресло перед ноутбуком, Сергей по обыкновению растянулся на диване, ворочая
шеей вправо-влево и прислушиваясь к устрашающему хрусту позвонков.
– Что скажешь? – поинтересовался он.
– Подожди… – Илюшин сосредоточенно смотрел в
монитор. – Да, конечно, это именно тот Тогоев, о котором я и думал.
Он откинулся на спинку кресла и выбил пальцами четкую
барабанную дробь по столешнице:
– Владелец заводов-газет-пароходов.
– Брось! – приподнялся на локте Бабкин. –
Олигарх? Что-то не похож…
– Да нет, про газеты и пароходы я преувеличил. А вот
заводы у него имеются. Три штуки: в Подмосковье, в Ростовской области и под
Калининградом.
– Спиртное?
– Вовсе нет. Химические реагенты, минеральные удобрения
и все, с ними связанное.
Сергей нахмурился, припоминая.
– Было какое-то уголовное дело, кажется… То ли о
неуплате налогов, то ли о дочерних фирмах, не помню точно.
– Да, год назад, – подтвердил Илюшин. – Ничем
не закончилось. Но к нам это не имеет отношения. Для нас важно, что Олег
Борисович, шестьдесят восьмого года рождения, разведен и действительно имеет
дочь двадцати с небольшим лет. Впрочем, я и не сомневался, что он говорит
правду. Девица, похоже, рассорилась с ним и решила проучить любимого папу. Или
просто проявила характер.
– Такая-сякая, – басом пропел Сергей, –
сбежала из дворца. Такая-сякая, расстроила отца! Почему мы не согласились
сразу? Не вижу в деле ничего сложного.
– Меня смущает сам Тогоев, – помолчав, признался
Илюшин. – У него в анамнезе криминальное прошлое, к тому же он похож на
законченного невротика…
– У девяноста процентов наших крупных бизнесменов
старше тридцати лет в анамнезе криминальное прошлое, – удивленно
откликнулся Бабкин. – А добрая их половина – кладезь для психиатра. Тебя
что-то насторожило в разговоре? Тогоев врал?
Сергей знал о способности Макара «отключать» слух, улавливая
эмоции собеседника по его мимике и жестикуляции, и был уверен, что на первой
встрече с потенциальным клиентом Илюшин ее использовал.
– Нет, иначе бы я сразу отказался. – Макар
отрицательно качнул головой, но пауза перед его ответом не осталась Сергеем не
замеченной. Бабкин вскинул брови, вопросительно глядя на напарника.
– Я помню, как меня провел Ланселот
[1]
, –
неохотно пояснил Илюшин, на короткое время утратив обычную самоуверенность.
– Тот прирожденный лжец, – отмахнулся
Бабкин. – Один просчет не считается. А отказываться от дела без причины не
пойдет нам на пользу…
Сергей не добавил «отказываться от гонорара», но Илюшин его
отлично понял.
– Хорошо, – согласился он. – Сегодня соберем
дополнительную информацию, а завтра ты возвращаешься к Тогоеву, расспрашиваешь
его помощника о предпринятых мерах розыска и узнаешь все о девице. Если вдруг
всплывут принципиальные для дела сведения, о которых заказчик умолчал,
позвонишь мне.
Пухлый парень с розовыми, как недозрелые райские яблочки,
щеками внимательно следил за тем, как Бабкин осматривает комнату. Парня звали
Костиком, и был он ровесником Сергея, хотя выглядел на добрых десять лет
моложе.
Костик наблюдал за сыщиком так, как физически слабый человек
наблюдает за физически сильным, то есть с глубоко скрытой завистью и выпяченным
чувством умственного превосходства. Бабкин при расследовании старался поощрять
это чувство в собеседнике, потому что человек, ощущающий себя на голову выше
оппонента, всегда расслабляется, и из него можно выжать то, чего он сам по
доброй воле не отдал бы. Это правило Сергей вынес из хорошего старого фильма и
неукоснительно ему следовал.
С Костиком оно сработало. Из получасового разговора с ним
Бабкин узнал не очень много, но вполне достаточно, чтобы принять окончательное
решение: за дело нужно браться. Помощник Олега Борисовича рассказал, что
настоящая фамилия Юли не Тогоева, а Сахарова, по матери, что в Москве у нее не
так много знакомых, к которым она могла бы податься, денег на съем квартиры у
девушки нет. А то, что дочь Олега Борисовича до сих пор не нашли, характеризует
не укромность выбранного ею нового места жительства, а методы работы службы
безопасности.