Последнее оказалось не просто сложным – невыполнимым! Старуха
гневалась часто и делала это со вкусом, от души. Юлька была для нее чем-то
средним между прислугой и тараканом, то есть существом, с одной стороны,
полезным, с другой – безмерно раздражающим, от которого следует немедленно
избавиться, потому что оно разносит заразу и оскорбляет взгляд. Определить,
когда Конецкая проявит снисхождение, а когда схватится за тапочку, было
невозможно.
Хваталась за тапочку Марта Рудольфовна, разумеется, лишь
фигурально и предпочитала сохранять лицо бесстрастным. Пусть тривиальные люди
изгибают губы, морщат нос, зыркают глазами – вот, дескать, на что я способен!
Марта Рудольфовна все свои эмоции при желании могла передать легкими
шевелениями бровей – так, что все остальное лицо оставалось неподвижным. А если
еще точнее, то и обе брови ей были ни к чему, обеими она выражала сильные
чувства, а для разговора с Юлькой хватало одной левой. На два миллиметра
вздернутая бровь означала, что сейчас начнется разнос. Изогнутая – что пора
отступать, забыв про достоинство. Резко поднятая – что отступать уже поздно.
Но понемногу Юлька приспособилась, научилась тем
премудростям, которые просто необходимо знать, если живешь с ведьмой. Сливаться
со стенами, выучить пару нехитрых приемов, разворачивающих уши по ветру и
позволяющих обостренным слухом уловить шаги за входной дверью, уменьшаться в
пять раз до размеров кошки… Правда, уменьшаться как следует пока не получалось,
и кошка из Юльки выходила неуклюжая, толстозадая, нелепо торчащая из-за тех
укрытий, за которыми она пыталась спрятаться. Извлекали ее оттуда за
беззащитный хвост, брезгливо рассматривали и отправляли в чулан недрогнувшей
старческой рукой, на которой поблескивали и дразнились красные рубины –
Конецкая была большая любительница драгоценностей.
Юлька боялась своей хозяйки до дрожи. По утрам, вставая с
узкого диванчика и торопливо заправляя его, она представляла, что сегодня будет
держать себя с достоинством и Марта Рудольфовна устыдится и отступится от нее.
Но едва заслышав хриплый старухин голос, забывала о своих намерениях, вжимала
голову в плечи, бледнела и краснела, выслушивая обращенные к ней язвительные
замечания, и, дрожа коленками, спасалась от ведьмы в туалете, пытаясь
спрятаться за унитазом, якобы оттирая воображаемое пятно.
Поначалу все замечания старухи касались лишь Юлькиной
деятельности, а также ее досуга (такового у Юльки не выдалось за все время
работы ни разу, но ей он был и без надобности). Однако пару недель спустя после
появления девушки в обращении Конецкой с ней произошли некоторые изменения…
В тот вечер разговор двух пожилых дам вертелся вокруг диет и
правильного питания. Под увещевания Валентины Захаровны – она настаивала на
том, что в их возрасте полезна растительная пища, и даже рыбу стоит есть с
большой осторожностью, дабы не навредить организму, – Марта обжаривала на
сильном огне бифштексы: она всегда готовила сама маленькими порциями, которых
хватало лишь на один прием. Розовые куски уже шипели на сковородке, когда
Конецкая прищелкнула пальцами и обернулась к Юльке, оттиравшей с ковра пятно от
пролитого вина.
– Голубушка, базилик! Я совершенно забыла про базилик.
Быстренько сбегай в магазин, принеси три пучка.
– Марта! – возмутилась Мурашова, сочувственно
глядя на Юльку сквозь толстые стекла очков. – Куда ты гонишь девочку?!
Посмотри, какая темень, – нельзя отправлять молодую девушку на улицу одну
в такое время!
– Эта улица восемьдесят лет как
электрифицирована, – равнодушно заметила старуха. – Три пучка, и
проследи, чтобы не подсунули вялых.
– Но это опасно! К ней пристанут!
– Ко мне не пристанут, – буркнула Юлька,
поднимаясь с ковра, и добавила – просто так, без всякой задней мысли: – Ко мне
никогда не пристают.
– Это отчего же? – Конецкая обернулась к ней,
сощурилась.
– Ну… – Юлька даже растерялась под ее
взглядом. – Вы же видите, какая я…
– Какая?
«Черт бы тебя взял, – злобно подумала Юлька. – Все
ты прекрасно видишь, только ищешь повод, чтобы лишний раз поиздеваться».
– Уродина, вот какая! – брякнула она, исподлобья
глядя на Марту Рудольфовну. Хотела уже развернуться, чтобы уйти, но не
решилась: взгляд Конецкой держал ее на месте, не отпускал. – Три пучка
базилика, – вслух повторила Юлька, делая вид, что ничего особенного
сказано не было, и мысленно ругая себя за оплошность: знала ведь, знала, что
старуха придирается к любой не по делу брошенной фразе. А вдруг, не дай бог,
Марта Рудольфовна решит, что ее домработница вела себя непозволительно? И
выставит ее на улицу? Тогда – прощай весь тщательно продуманный план, и все
полетит к черту. «Стерва. Ненавижу!»
– Юленька, отчего вы так говорите! – запротестовала
Мурашова, качая седой головой. – Это неправда! Главная красота – в
молодости!
– Чушь собачья, – откликнулась Марта Рудольфовна,
по-прежнему придерживая Юльку взглядом. – Сама по себе молодость ничего не
дает; достаточно посмотреть на нее, чтобы в этом убедиться.
Пренебрежительный кивок подбородком в ее сторону добил
Юльку.
– Значит, три пучка? – сквозь зубы выговорила она,
стараясь не глядеть на Кон??цкую: всерьез опасалась, что старуха сможет прочесть
в ее глазах слово «мегера», вертевшееся у Юльки в голове.
– А знаешь, что я тебе скажу, голубушка… –
продолжала Марта Рудольфовна, игнорируя ее вопрос. – Ты, конечно,
считаешь, что тебе не повезло с лицом и фигурой. Однако в действительности тебе
не повезло лишь с содержимым твоей некрасивой головки. Банально, но это так.
При твоих внешних данных вполне можно быть красавицей.
Валентина Захаровна, добрая душа, – и та с сомнением
посмотрела на подругу. Во взгляде ее явственно читалось: «Марточка, насчет
красавицы ты погорячилась». И в самом деле – какую красоту можно извлечь из
субтильного мелкого тельца ростом метр шестьдесят и насаженной на него сверху,
будто горшок на палку, круглой головы с жидкими серыми волосами того оттенка,
который несправедливо называют мышиным, тем самым оскорбляя грызунов.
– Красавицей… – повторила Юлька и
усмехнулась. – Ну да, конечно! Где-нибудь в племени мумбу-юмбу…
– Дура, – пожала плечами Конецкая. – Причем
ленивая. Немного старания, чуточку упорства, грамм-другой мозгов – и сделала бы
из себя женщину, а не это недоразумение.
Как ни старалась Юлька сдерживаться, у нее не получилось.
Ведьма своими словами в очередной раз задела в ней какие-то струны, которые
отозвались возмущенным аккордом.
– И что же я могу сделать со своим ростом? –
противно звенящим голосом осведомилась Юлька. – Или с тем, что у меня
фигура, как у мальчишки? И как мои мозги помогут исправить кривые ноги, а? Ну
скажите же, Марта Рудольфовна!
– Твои мозги – никак, – с ледяным спокойствием
парировала старуха, делая ударение на слове «твои». – Потому что у тебя их
нет.
– Ох, Марта, раз ты такая умная, вот и дала бы девочке
пару советов, – вмешалась Мурашова и тут же добавила, противореча самой
себе: – А вы, Юля, не слушайте ее. Все у вас хорошо!