Ей надо было сломя голову нестись обратно, у нее были неотложные дела. Она его поцеловала, перекрестила и, как всегда, не выдержав, все — таки разрыдалась. Была она постаревшая, осунувшаяся. И Илья распереживался, как она обратно проглотит эти семьсот километров крымских и краснодарских дорог, забитых донельзя машинами.
Беззаботно сунув флешку в карман джинсов, он еще немного посидел на скамеечке, наслаждаясь тишиной, ласковым июньским бризом, чириканьем воробьев и любовным воркованием голубей. Потом вспомнил: отец Арсена предупреждал, что ему передадут флешку, но никто не передал, и тут Катерина с ее неожиданной просьбой. «Нет, нет же! — пытался он прогнать закравшиеся крамольные мысли. — Какая связь может быть между Катериной и Арамом Рубеновичем? Теперь будет лезть в голову всякая чепуха».
От отца пришла эсэмэска: «Капитан судна — Синицын Сергей Алексеевич. Капитан обещал тебя в наряды не ставить и вообще беречь. За консультациями можешь обращаться к учеб. пом. Пал. Пал.». Илья сообразил, что Пал. Пал. — Это, скорее всего Павел Павлович.
Илья спросил у спешившего по своим делам бравого морского офицера, как пройти к морвокзалу.
— Так вы уже практически на месте, вам туда, — показал он рукой, усмехнулся по-доброму в усы и рванул дальше.
Парусное учебное судно «Надежда» прикорнуло своим белоснежным правым бортом у 143 — го причала морского вокзала Севастополя. Ее мачты были видны еще с площади Нахимова. Как Илья их сразу не заприметил?
Вахтенный, белобрысый курсант, одетый по форме номер два, в белую форменку с синим гюйсом, мельком глянул в протянутые Ильей документы и показал, как пройти к капитану. До этого Илья был знаком только с одним настоящим капитаном — мужем Катерины, сейчас же ему предстояла встреча с другим — капитаном фрегата «Надежда». Честно говоря, Илья ожидал увидеть кого-то похожего на того, с кем расстался сутки назад, но увидел полную противоположность грузному увальню с седеющей щеткой коротко стриженных волос, походкой и обличием напоминавшему разжиревшего селезня.
В каюте, дежурно улыбаясь, его встретил человек в летней форме капитана, среднего роста, лет сорока пяти, поджарый, с острым носиком и несколько преувеличенным выражением чувства собственного достоинства на лице. Во всяком случае, Илье так показалось. Ознакомившись с документами, он протянул руку для рукопожатия. Сними он форму, напоминал бы доцента кафедры иностранной литературы или на худой конец банковского служащего, но никак не бравого капитана знаменитого парусника «Надежда».
— Да, мне о вас звонили. Просили в наряды не ставить и вообще беречь, — пересказал он точь-в-точь содержание отцовской эсэмэски и добавил с плохо скрытой иронией: — На счет нарядов — право смешно. Ну, да ладно. Мы, конечно, безмерно рады такому приобретению. Если вы и вправду умеете четко излагать свои впечатления на бумаге, прошу пожаловать на борт!
Что это было: флотский юмор или что-то еще? Илья пока не понял. Но по всему видно было, что ему тут не очень-то рады. Уж больно неискренней была улыбка у капитана. А вот рукопожатие было крепким, Илья даже чуть поморщился.
В капитанской каюте кроме них присутствовала женщина, тоже в морской форме. Ярко — рыжая, стремительная и резкая в движениях, с доброй, ободряющей улыбкой человека, который всегда спешит кому-то на помощь. «Женщина на корабле?» — удивился про себя Илья.
— Помощник капитана по учебно — воспитательной работе Любовь Ивановна Ширшова, — представилась она и тоже протянула руку ладошкой — лодочкой. Пожатие у нее было мягкое, кошачье и какое-то предварительно обнадеживающее.
Она обрадовалась, когда узнала, с какой целью Илья прибыл на корабль. Капитана тут же чуть оттерла в сторону и стала живенько расспрашивать подрастерявшегося Илью, в каких газетах он работал, о чем писал и был ли он до этого в море.
— Сергей Алексеевич, — она повернулась к капитану, который в это время не очень внимательно продолжал просматривать сопроводительные документы Ильи и с плохо скрываемым раздражением иногда поглядывал то на прибывшего, то на нее, — если вы не возражаете, я введу его в курс дела.
Капитан не возражал. На лице его читалось: «Ребята, давайте без дипломатических экивоков. Освобождайте помещение. Мне нужно работать».
— Сергей Алексеевич, — повторила она, увидев выражение его лица, — с вашего позволения, я расскажу, введу в курс дела, проинструктирую.
И, не дождавшись его согласия, довольно цепко схватила Илью за куртку и буквально выволокла из каюты капитана.
— Подчиняетесь вы только мне, ну и немножко капитану, — она благодушно рассмеялась. — Но мне в первую очередь.
Они долго, как показалось будущему моряку, бродили по каким-то коридорам и переходам, спускались по крутым лестницам и наконец очутились у дверей одной из кают.
— Это ваш дом, на четыре месяца. До Владивостока. — Она открыла ему каюту. — Вот ваше место. Тут до вас жил Лев Николаевич. — Голос у нее стал чуточку трагическим.
— Лев Николаевич? — Илья заглянул с некоторым пиететом в приоткрытую дверь каюты, на которой, почему-то по-английски, было написано: «Dо not enter».
— Не Толстой, конечно. Лев Николаевич Бессонов, наш университетский корреспондент. Он ногу сломал, полторы недели назад. Улетел вчера домой, так что вся надежда на «Надежде», как вы понимаете, на вас. Вот такой каламбур. А вы пока располагайтесь, осматривайтесь. Если что, спрашивайте, не стесняйтесь. Чем могу, помогу, тем более я тоже журфак заканчивала. По молодости даже на Владивостокском теле видении засветилась. Примерно вот так: «Добрый вечер, уважаемые зрители! Работники промышленности Приморского края досрочно, двадцать восьмого декабря, выполнили задание плана экономического и социального развития на тысяча девять сот восемьдесят третий год по объему реализации промышленной продукции». Меня даже на Центральное теле видение приглашали, но я не поехала.
Она опять улыбнулась доброй улыбкой человека, всегда спешащего на помощь, и исчезла, напоследок бодренько хлопнув дверью, оставив Илью в легком замешательстве.
Каюта была небольшая и находилась в самом низу чрева корабля; через два круглых иллюминатора проникал свет, и всё пространство наполнялось прыгающими солнечными зайчиками. Было слышно, как о борт бьется мягкая ленивая волна. Всё убранство каюты — небольшой диванчик, письменный стол, умывальник и деревянная двухэтажная койка, подпертая платяным шкафом.
Илья еще не успел разложить вещи, как кто-то позвонил по телефону, который был намертво прикручен над письменным столом.
— Товарищ Сечин, — раздался в трубке знакомый голос помощника по УВР Ширшовой, — не забудьте: в двенадцать — обед в кают — компании. У нас не принято опаздывать. А на досуге посмотрите каютную карточку, сейчас вам ее принесут. — На том конце отключились.
Тут же раздался стук и в дверь просунулось заветренное, прыщавое лицо курсантика:
— Это вам, велено передать.
На листке А4 было отпечатано: «Каютная карточка. Судовой номер: 54. Место сбора: грот — мачта. Каюта № 204». Дальше, в небольшой табличке, было указано, какие бывают тревоги: при пожаре, при пробоине, при оставлении судна, а также общесудовая и тревога «человек за бортом»; отдает распоряжения во всех случаях какой-то пом. по КМ по ВРУР. Кто это такой, новосел не знал.