Кристина опустила взгляд на нижнюю, безнадежно пустую часть доски, где сиротливо висел лист бумаги с одним-единственным словом:
– У меня просто в голове не укладывается, что мы до сих пор не нашли свидетелей! – раздраженно заметила она.
Сагамор кивнул:
– Многие постояльцы были госпитализированы после отравления.
– И я в том числе! – в сердцах воскликнула Кристина, которая провела ту ночь в больнице Мартиньи. – Думаешь, нас отравили, чтобы очистить отель от клиентов и предоставить убийце свободу действий?
– Трудно сказать, – ответил Сагамор. – Мы знаем только, что никто из обитателей верхнего этажа ничего не слышал. До того, как у него случился сердечный приступ, Орас Хансен успел сообщить полиции, что он глух как пень, днем носит слуховой аппарат, но перед сном его снимает.
Макер Эвезнер утверждал, что принял сильное снотворное – и это подтвердил впоследствии его врач, – а Лев Левович и один из банковских директоров по персоналу заявили, что абсолютно ничего не слышали. Другой – что его разбудил какой‐то звук, но поскольку следом наступила тишина, то он снова заснул, не поинтересовавшись, что происходит.
Лейтенант взглянул на план первого этажа “Паласа Вербье”.
– После десяти вечера попасть в отель можно только через главный вход. Над ним висят две камеры слежения, и, кроме того, там всегда стоит охранник. Он уверяет, что ночью никто мимо него не проходил. Записи с камер это подтверждают.
– А как насчет других выходов? – Кристина показала на плане обозначения нескольких дверей, ведущих на улицу.
– Они открыты в течение дня, но ночью запираются на ключ. Есть еще запасные аварийные выходы, но они открываются только изнутри. То есть войти в отель никто не мог.
– Если только у убийцы не было сообщника! – сказала Кристина. – Он мог открыть дверь изнутри и впустить преступника. Следовательно, у нас тогда должно быть как минимум двое подозреваемых. Но в эту версию я не верю. Убийца, скорее всего, принял решение спонтанно. Надо очень торопиться, чтобы застрелить человека из пистолета в его собственном номере. Жан-Бенедикту Хансену суждено было умереть той ночью. Похоже, убийца действовал в одиночку, сам по себе, в порыве отчаяния.
Сагамор улыбнулся:
– То есть ты согласишься с моей гипотезой, что у нас есть только один факт, в котором мы более или менее уверены.
– А именно?
– А именно, что убийца находился внутри. Это клиент отеля, сотрудник или гость банка, и наверняка он уже был на месте.
– Получается, он сбежал через запасной выход?
– Не исключено. К сожалению, той ночью шел сильный снег, и мы не нашли никаких следов вокруг “Паласа”. Но мне кажется, что убийце незачем было скрываться. Он застрелил Хансена и преспокойно вернулся к себе в номер, разыграв на следующий день ужас и изумление. Убийца все это время находился в отеле, под носом у полиции. Точно тебе говорю.
Кристина задумалась:
– Кто последним видел Жан-Бенедикта Хансена?
– Синиор Тарногол, – ответил Сагамор. – Я это знаю, потому что в его номер в субботу вечером, за несколько часов до убийства, поднимался охранник.
Он снял с доски листок с показаниями начальника службы безопасности “Паласа”, данными им в то утро, и передал его Кристине.
В субботу 15 декабря в 23.50 мне поступил вызов в связи со скандалом в номере 623. Я незамедлительно туда поднялся, но клиент, открывший мне дверь, заверил меня, что все в порядке. Я подумал, что ошибся дверью. Но в коридоре было тихо. До меня не доносилось ни звука. Я ушел, но поставил в известность директора отеля, на случай если бы нам пришлось снова вмешаться. Вечер выдался странный, я предпочел подстраховаться. Но больше нас не вызывали. Ночь прошла спокойно, ну если так можно выразиться, – наутро в номере 622 нашли труп.
– Начальник службы безопасности утверждает, что дверь номера 623 ему открыл Жан-Бенедикт Хансен, – добавил Сагамор. – Позже он узнал его по фотографии. Притом что этот номер занимал Тарногол.
– Действительно, – согласилась Кристина. – А Жан-Бенедикт остановился в 622‐м. И что из этого следует?
– А вот что, – сказал Сагамор, ткнув пальцем в следующий раздел на доске.
Под этим заголовком, выведенным печатными буквами, висели фотографии Льва Левовича и Макера Эвезнера. К каждому снимку прилагалось краткое описание.
ЛЕВ ЛЕВОВИЧ
Был правой рукой Абеля Эвезнера, считавшего его своим духовным сыном.
Совет директоров намеревался избрать его президентом банка. Жан-Бенедикт Хансен выступал, очевидно, против этого, отдавая предпочтение своему кузену Макеру Эвезнеру.
Вскоре после убийства Лев Левович решил покинуть Женеву. Он освободил люкс в “Отеле де Берг”, который занимал последние пятнадцать лет. Куда он отправился? Почему так поспешно уехал?
– Нам известно, что Левович владеет дорогостоящей недвижимостью, – заметил лейтенант Сагамор. – У него есть дом в престижном пригороде Нью-Йорка, квартира в Афинах и вилла на Корфу.
– По моим сведениям, – подхватила Кристина, – сейчас он проживает в Афинах. Говорит, что ему необходимо было сменить обстановку. Сегодня он появился в Женеве, я видела его в банке. Он прилетел на встречу с Макером, который уговорил его не увольняться и передал ему в управление филиал банка в Афинах. Со своими здешними клиентами он будет работать дистанционно. На мой взгляд, филиал в Афинах – это только предлог, Макер боится потерять лицо. Хоть он и президент, настоящей звездой всегда считался Левович. Если он уволится, банку несдобровать.
На доске под фотографией Левовича Сагамор написал фломастером: “Афины?” – и перешел к карточке, посвященной Макеру.
МАКЕР ЭВЕЗНЕР
Кража со взломом в его доме: он солгал о содержимом сейфа. Уверяет, что там хранились его личные бухгалтерские бумаги, которые он положил в безопасное место на случай пожара, но это мало похоже на правду. Вероятно, это как‐то связано с гибелью его кузена.
Был замечен на кухне отеля, где вместе с Жан-Бенедиктом Хансеном они обыскивали ящики с водкой. Имеет ли это отношение к массовому отравлению, установить не удалось.
Законно владеет пистолетом калибра 9 мм, аналогичным тому, что послужил орудием убийства. Он согласился на баллистическую экспертизу: по нарезкам ствола можно заключить, что Жан-Бенедикт Хансен был застрелен из другого оружия.
Нет никаких улик, позволяющих предъявить ему обвинение.
Из всех подозреваемых Сагамор вывесил на доске только имена Льва Левовича и Макера Эвезнера. Кристина удивилась, что там не упомянут Тарногол.