– Мам?
Она вскидывает голову, так что светлые волосы взлетают от неожиданности, и быстро откладывает в сторону фотоаппарат.
– Прости, – виновато оправдывается она, будто читала мой дневник.
Она выглядит старше своих лет – плечи ссутулились, руки одряхли, а ногти стали болезненными и хрупкими.
Подвязывая полотенце, я сажусь на кровать рядом с ней и тянусь к камере. Она все еще включена: на экране рядами аккуратно выстроились фотографии с сегодняшнего мероприятия.
Мне следует злиться за ее любопытный нос, но этого не происходит.
Она искоса смотрит на меня, потому что из гостиной виднеется телевизионная реклама электрической щетки. Однако сидя рядом с ней, моей мамой, которая после ухода отца так и не нашла себе пристанище, я проникаюсь к ней жалостью.
А еще я раздумываю о Нолане, раскладушках и Ормании.
Нолан.
Впервые после отъезда из Локбрука из волн с надеждой показывается кит, но я отталкиваю его обратно в воду и продолжаю плыть на надежно управляемом и в целом надежном судне рациональности и зрелости.
– Я фотографировала в книжном магазине, – поясняю. – Раздача автографов и все такое.
Поворачиваю к ней экран, на котором взрослый мужчина с раскрытым ртом, который держит в руках чересчур толстую книгу.
– Джон Ринкер. Пишет очень скучные книги, которые все обожают.
Я пролистываю несколько снимков, останавливаясь на фотографиях с прошедшего неделю назад мероприятия. Широко улыбаясь в камеру, женщина подняла над головой, как кубок Супербоула
[9], детское фэнтези.
– Писательница, еще неизвестная. Она была вне себя от радости, ведь ее книгу опубликовали, и ее нисколько не волновало, что на презентацию пришло только шесть человек. Она заявила, что после публикации теряешь контроль над книгой, но насладилась ее написанием и теперь наслаждается тем, что люди – не важно, сколько – читают ее.
Мама молчит, но и не возвращается к своим шоу.
Я листаю дальше в попытке найти что-то интересное, но по большей части на всех фотографиях только радующиеся приобретенным книгам люди. И тут я дохожу до самого первого снимка.
Мне он очень важен.
Дженна склонила голову. Она рассматривает расписание КДКФ, ее губы изогнуты от сосредоточенности и легкой усмешки над моей запредельной радостью. По ее щеке спадает прядь, завиваясь в кудри под подбородком.
Она прекрасна. И мое сердце замирает.
– Дженна, – неразборчиво говорю я маме. – До…
Я замолкаю, не позволяя слезам скатиться вместе со словами.
Мама нежно вынимает из моих рук камеру. Она обняла бы меня, будь матерью другого человека, но мама продолжает пролистывать фотографии, оставляя Дженну в прошлом.
– Я смотрю шоу на девятом канале, – говорит она. – Называется «В поиске талантов». Слышала о нем? В общем, у них есть выпуск о фотографах. Смотрела его дважды.
Щелк. Щелк.
– Эм, это супер. Правда, супер.
Она поворачивает ко мне экран и указывает неровным ногтем на снимок, где покупательница прислонилась к стене и, смеясь над словами автора, закинула назад голову.
Мне тоже нравится эта фотография. Ее глаза закрыты, но в то же время за ней на стене нарисованы всевидящие глаза доктора Эклберга из «Великого Гэтсби». Если бы я давала название, то остановилась на «Грезы с закрытыми глазами».
– Какая разница, – говорю я маме, – из этого не построишь карьеру. Я бы даже не знала, с чего начать.
Мама пролистывает еще несколько снимков и обращается ко мне:
– Малышка, по-моему, просто фотографируй. И не останавливайся. – Она передает мне камеру. – А книжный магазин не такое уж и плохое место для начала.
Происходящее слишком необычно.
– Но у меня есть планы, – возражаю я. – Уильямсы… они хотят, чтобы я изучала в университете что-то другое, что-то надежное.
Я хочу услышать от мамы, что поступаю правильно. Или даже неправильно. Но она моя мама, а не кого-то другого, и поэтому отвечает в своей манере.
– Как хочешь, – произносит она и встает с кровати.
Я возвращаюсь к фото Дженны и не свожу с него глаз, исследуя каждую пору и волосок на ее теле, до тех пор, пока не высыхают мои волосы.
Хочу увидеть ее. Рассказать ей об «Орманских хрониках», Нолане, Уолли и книжном Вэл. Хочу рассмешить ее историями о кофе мистера Ларсона и вместе поплакать над Эйвери и Эмили.
Но Дженны здесь нет.
Сквозь щель в моем окне дует ветер. Это не разумный ветер, а просто техасский ветерок. Но из-за него я вспоминаю о китайских колокольчиках и кладбищах и моментально решаю, куда мне необходимо направиться.
Вспоминаю, как мы с Дженной сидели на заднем сиденье в авто ее родителей. Ее отец одной рукой вел машину, а другой держал за руку миссис Уильямс. Дженна нисколько не обращала на них внимания, но я постоянно возвращалась взглядом к их переплетенным рукам.
– Еще долго? – Глаза Дженны были прикованы к открытому на телефоне браузеру, а палец застыл над значком перезагрузки.
Я бросила взгляд на телефон и открыла часы, показывающие время посекундно.
– Две минуты. Может, успокоишься? Так быстро ее не продадут.
Дженна подняла бы на меня взгляд, если бы не боялась отвести его от экрана.
– Не хочу рисковать, – заявила она.
– «Не хочу рисковать: биография Дженны Уильямс», – передразнила я мультяшным голосом.
– Амелия, это не смешно. Мы имеем дело с моей счастливой помадой.
– Дорогая, что тебя беспокоит? – спросила миссис Уильямс с переднего сиденья.
Дженна вздохнула.
– Все знают, что у ColorCentral распродается помада. Невероятно уже то, что они пополняют запас только матовой помады цвета вишни, а с ней я не выгляжу как клоун.
– И, похоже, она приносит удачу, – добавила я. – Дженна, осталась минута.
– В чем же удача? – поинтересовался ее папа.
Повисла пауза.
– Я встретила Амелию, когда мои губы были накрашены ею, – сухо бросила Дженна. – Увидела ее за витриной, когда смотрела на свое отражение, любуясь новой помадой.
Эту историю я еще не слышала.
– Амелия, время.
– Дженна?
Она сощурилась, не поднимая взгляда.
– Время, Амелия. Мне нужно знать время.
– Дженна.
Она посмотрела на меня.